Ермак

Дьяк откашлялся, огладил бороду, многозначительно оглянулся на посольство. Казаки догадались: пришли к Золотой палате. Боярские сыны медленно и молча распахнули перед ними высокие двери. Распахнули-и потоки света полились навстречу из большой светлой палаты, где все горело, сияло, переливалось позолотой. Плотные ряды дородных бояр, одетые в парчевые шубы и, что черные пни, в высоких горланых шапках, стояли вдоль стен. Были тут и князья в бархатных фрязях, расшитых жемчугом и золотом. Особо, в сторонке, пристроились иноземцы-послы и торговые люди, которых пригласили на торжество по указке Ивана Васильевича: «Пусть ведают: не оскудела Русь! Сильна и могуча!». Царь расчитал правильно-сибирское посольство ошеломило западных соседей…

В палату торжественно вступили стольники и сразу заревели трубы, а по Москве загудели самые большие колокола. За стольниками вошли послы Ермака, а с ними князец Ишбердей. Тут же выступали Строгановы, Максим и Никита, важные, осанистые. Кольцо хмуро поглядывал на них: «То ж воители!».

Царь сидел на золоченом троне, украшенном самоцветами. Его сверкающие глаза обращены на приближающихся послов. Вокруг престола и у расписных дверей стояли рынды-румяные статные юнцы, одетые в белые атласные кафтаны, шитые серебром, с узорными топориками на плечах.

Иванко Кольцо шел молодцевато, не сводя глаз с царя. На Грозном была золотая ряса, украшенная драгоценными камнями, на голове-шапка Мономаха. Выглядел царь торжественно и величаво, а пронзительные глаза его готовы были в любую минуту засверкать молниями. По правую сторону трона стоял царевич Федор, хилый, низкорослый, с одуловатым лицом, на котором блуждала угодливая улыбочка. Кольцо взглянул на бесцветное землянистое лицо Федора и его реденькую бороденку и подумал: «И это будущий царь! Недоумок? Пономарем ему быть в глухом сельце!».

Взор его невольно перебежал на Бориса Годунова, который стоял слева у трона. Статный, высокий, с быстрыми умными глазами, он покорил Кольцо своей живостью и приветливостью.

Подойдя к трону, Иванко и казаки опустились на колени. Вместе с ними пал в ноги и онемевший от изумления князец Ишбердей. Строгановы отошли в сторону, низко склонили головы.

Иван Васильевич с минуту внимательно разглядывал казаков: «Покорные, а на Волге, небось, головы крушили, — буянушки, неугомонная кровь!». Дольше и внимательней царь глядел на Кольцо. Крепкий, ловкий, с проницательными быстрыми глазами и курчавой бородкой с проседью, Иванко понравился царю. «Плясун, певун и, небось, бабник!» — определил царь, заметив пухлые губы атамана.

— Встаньте громко вымолвил царь. — Приблизьтесь ко мне.

Атаман и казаки не шелохнулись. Только князец Ишбердей быстро вскочил и с нескрываемым любопытством разглядывал Грозного: «Велик человек, весь сияет, не Кучумка хан!» — раздумывал вогул.

— Встаньте, верныв слуги мои! — повторил царь. — Знаю вины ваши, но и послугу великую ценю. Кто только плохое помнит, а хорошее забывает, — недалекий тот человек. Старую опалу с вас, гулебщиков, перевожу в милость! Иван подойди сюда! — Иван Васильевич протянул атаману руку.

Кольцо встал, и, бросив соболью шапку под ноги, поднялся на ступеньку трона, низко склонился и приложился к жилистой руке Грозного. Царь обнял его и поцеловал в темя.

— Благодарствую. Всем казакам моим даю прощение и возношу хвалу господу, что силен русский человек и не дает он простору лютости врагов наших. Хвала богу, даровано нам приращение царства. Земли те были захвачены погаными, и народы их порабощены. Дед мой и отец вели торг с полунощными странами, а ныне их воссоединили с нашей землей! — переведя взгляд на князьца Ишбердея, царь предложил: — Подойди сюда и скажи, рады твои сородичи братству нашему?

Ишбердей растерялся, но все же быстро-быстро заговорил:

— Кучумка-худой. Плохо-плохо жилось нам, теперь холосо! У нас земля богата, зверь всякий живет, рыба всякая плавает в реках, а чум у нас плохой. Твой чум лучше. Це-це! — князец защелкал языком и восхищенно закончил: — Такой чум и у хана не было…

Казаки поднялись и с обнаженными головами чинно стали в ряд. Иван Васильевич встрепенулся, переглянулся с думным дьяком Висковатовым, и тот сказал Иванке:

— Не бойся, говори о своем челобитье великому государю. Милосерден и мудр царь! — грузный дьяк склонился перед троном.

Иванко осмелел, обрел внутреннюю силу и крепким голосом, чтобы слышали все в палате, а особенно бывшие тут иноземцы, заговорил уверенно, твердо:

— Великий государь, казацкий твой атаман, Ермак Тимофеевич, вместе со всеми твоими опальными волжскими казаками, осужденными судьями на смерть, постарались заслужить вины и бьют тебе челом, — тут Иванко возвысил голос до большой силы, — новым цар-с-т-в-ом… Прибавь, великий государь, к царствам Казанскому и Астраханскому еще царство Сибирское, да возрадуется ныне русский народ, избавленный от погибельной угрозы, многие годы тяготевшей над Русью…