Ермак

Царь встал, прошелся по горенке. От движения воздуха пламя свечей заколебалось. Установилась глубокая тишина. Слышно было, как внизу, за кремлевской стеной, раздавались тяжелые размеренные шаги караульного стрельца. На башнях перекликались часовые:

— Славен град Москва!

— Славна Рязань!

— Славен Владимир-град…

За слюдяным оконцем — синяя ночь, мерцали звезды. Иван Васильевич успокоился и сказал Висковатову:

— Мыслю я, дьяче, настал час подвести Сибирь под нашу длань!

— О том мною думано, государь.

— Мы примем челобитье хана Едигера, как то подобает, — намекнул царь и внимательно посмотрел на Висковатова.

— Едигеру-хану одно в том спасенье — устрашить силою Москвы, — ответил дьяк. — Отправлен с тем подсказом один татарин…

Глаза Ивана Васильевича радостно заблестели. Он снова встал с кресла, прошелся по горенке, взглянул в слюдяное оконце. Звезды разгорелись ярче.

— Быть морозу! — сказал царь. — Для долгих странствий кованые дорожки!

— Истинно так, государь! — встал и поклонился думный дьяк. — Дозволь уйти…

Висковатов тихонько открыл окованную медью дверь и неслышно удалился.

Грозный подошел и развернул широкий свиток — карту. На ней, как ветвистое дерево, нарисована Волга с притоками, обозначены городки и крепостцы. Вправо с краю пергамента темными гривами шли Рифейские горы, по русскому Каменный Пояс, а за ними умудренная рука вывела соболя и веверицу. И больше ничего не значилось за Рифеями. «Ни иноземные, ни русские космографы не ведают, что за ними! — устало нахмурился царь, но сейчас же энергично встряхнул головой. — Ничего, скоро дознаемся»…

Он бережно свернул карту, уложил в футляр. Подошел к изразцовой печке, спиной прислонился к ней и задумался. Никто в этот тихий час раздумья не смел войти в горенку, даже согбенный седобородый книжник — Назар-разумник, оберегавший драгоценные фолианты и манускрипты, до которых был так ревнив Иван Васильевич.

В январе 1555 года по зимнему пути из далекой Сибири прибыли долгожданные послы хана Едигера — знатные татарские беки. Ехали они через Строгановские вотчины, где их усадили в крытые возки и под охраной отправили в Москву. Все же послы вели за собой табун добрых коней, чтобы в Подмосковье пересесть в седла и, как подобает знатным воинам, приехать прямо в Кремль. Однако встретившие их подъячие и пристава из Посольского приказа к царю послов не допустили, а отвезли на подворье для отдыха и кормежки. Только на третий день думный дьяк Висковатов позвал беков Едигера к себе в Приказ.

Перед Приказом был разметен снег, постланы дорогие бухарские ковры и на высоком крыльце дежурили кряжистые бородатые стрельцы.

Послы прибыли на конях, одетые в шубы, крытые зеленой парчой, с привязанными на боку татарскими саблями — клынчами. Они сидели важно в дорогих седлах, перебирая уздечки, украшенные золотом и цветными каменьями.

Старший посольства, темноглазый старичок бек, сухой с жилистой шеей, недовольно поджал бритые сухие губы. «Бек Тагинь, его отец и дед говорили только с ханами, а не с его челядинами! — надменно думал он. — Почему не допускают к московскому князю?»

Но внешне старший посол сдерживался, стараясь скрыть волнение и сохранить важность своей особы. Однако он довольно крякнул, когда сбежавшие с крыльца Приказа пристава в малиновых однорядках учтиво помогли ему слезть с лошади и под руки повели на крыльцо. За Тагин-беком с замкнутыми бронзовыми лицами двинулись младшие беки.

Думный дьяк Висковатов в малиновой ферязи с пристегнутым высоким опашнем, расшитым жемчугом, поразил посольство сановитостью, дородностью. Но еще больше удивились послы, когда он низко поклонился им и приветливо спросил по-татарски:

— Здорово ли ехали? Не было ли помех в пути? Хорошие ли корма были и все ли с достойным почитанием встречали вас?

Бек Тагинь улыбнулся, лицо его посветлело.

— Якши, чах якши! — прижимая руки к сердцу, кланяясь, ответил посол. Его холодные, умные глаза и реденькая бородка клином понравились думному дьяку. «Мудр и в меру хитер старик», — быстро сообразил он и перешел к дальнейшим расспросам:

— Как здравствует хан сибирский Едигер и брат его бек Булат. Оказана мне нашим государем великая честь дознаться о здоровье их.

— Якши, чах якши! — снова повторил посол, и частые морщинки собрались вокруг улыбающихся глаз. Он, в свою очередь, по велению хана, осведомился о здоровье царя.

Долго, со всем осмотрением, дабы не уронить чести своих властителей, думный дьяк и сибирские послы толковали о самых ненужных делах, маскируя истинные замыслы. Висковатов — терпеливый и весьма обходительный — умел всякими важностями обставлять прием беков. Наконец, беки поднялись с ковров и, кланяясь, оповестили:

— Прибыли мы от мудрого хана Едигера и брата его бека Булата оповестить о радостях их и поздоровать царя Руси на царствах Казанском и Астраханском. Велика и сильна Русь!

Думный дьяк и подьячие отвечали единодушно:

— Рады то слышать от вас, послов разумного хана Сибири, который печется денно и нощно о своем царстве.