Ересь Хоруса: Омнибус. Том 3

Через полмира отсюда, небо искусственной ночи делало пустоши Альбии похожими на набросок углём и грифелем. С высоты многих миль над землёй аэротрополис Колоба отбрасывал огромную тень, паря на кольцах колоссальных антигравов, вызывая микроклиматическую завесу из тяжёлого холодного дождя, моросящего по каменистым склонам.

Воин шёл добрую половину дня. Его штормовая птица улетела, оставив его на искривлённой скале где-то в северных низинах, как и было приказано. Он спустился и пошёл в южном направлении, шаги его были осторожными, а лязг и шипение силовой брони был подобен постоянным ударам метронома. Он шёл, ожидая, что огромные пустоты ландшафта очистят его мысли. Пока что этого не произошло.

Это место было для него домом, или могло бы быть, если бы такие слова что-нибудь значили для легионера. Его прошлое было подобно паутине, слабой и эфемерной, настолько тонкой, что ему казалось, что она исчезнет навсегда, если он приглядится к ней получше. Воспоминания о времени до того момента, как он принял клятву и броню на службе Империума человека, были чуждыми ему. Во многом они были больше выдумкой, рассказанной ему, нежели цепью событий, пережитой им самим.

Был ли он на самом деле тем юнцом, который скрывался в его воспоминаниях? Тем вечно замёрзшим ребёнком с болезненным лицом? Если бы он попытался дотянуться до них, проявил бы терпение и постарался бы как следует, он бы мог извлечь на поверхность некоторые фрагменты. В основном это были ощущения. Кусочки настолько мелкие и беспорядочные, что их едва ли можно было назвать воспоминаниями. «Тепло объятий родителей. Зрелище падающих звёзд, пересекающих небо. Озеро, отражающее солнечный свет, золотое словно монета».

Этим событиям было уже несколько веков. Контуры лиц, которые он видел, принадлежали давно умершим и обратившимся в прах людям, чьих голосов он не помнил. Были стёрты биопрограммированием и улучшением его мозга, что превратило его в превосходного воина. Как и для всех остальных из его рода, забывание требовалось для перековки его в того, кем он стал.

Эти крупицы «старого себя» — всё, что у него осталось, заключённые в трещинах его новой сущности, вырезанной из его перворождённого тела и сконструированного заново с помощью имплантов, техно-органов и мощных генетических модификаций. Его мучала особая, тихая тревога, что однажды он захочет найти эти крупицы, но их уже не будет. Легионер знал подобным братьев, которые потеряли всё, что делало их людьми.

Он взглянул на небо, наблюдая за медленным движением платформы, думая о тех людях. Некоторые из них были подобны ему, они держались за нити лучших себя в тихом отчаянии, но больше — намного больше — было тех, кто отпустил всё, что связывало их с Террой, прошлым и с тем, кем они когда-то были.

Когда-то у него не нашлось бы слов, чтобы описать эти события, но со времён восстания, они у него появились. Он подумал о братьях, которые продали свои души, если таковые вообще существовали.

Воин остановился на краю обвалившегося хребта, окружавшего огромную яму, напоминавшую вулканическую кальдера. Давно здесь располагался город, построенный поверх сети туннелей и пещер, но войны захлестнули его и снесли. Остатки древних пещер виднелись внизу, вскрытые силами, которые сокрушили горы. Он знал это место, его призрак был заключён в одном из кусочков воспоминаний. Возможно он жил в трущобах, которые кучковались вдоль стены ямы, или в одной из башен улья, видневшихся вдали. Он не знал. Содержимое воспоминания исчезло, остался лишь пустой сосуд, способный привести его сюда.

Ещё один сильный порыв дождя окатил его, и он увидел собственное мерцающее отражение в увеличивающейся луже. Массивная фигура в призрачно-серых доспехах, лицо было скрыто за клювообразным, с холодным взглядом боевым шлемом. Броня на плечах с золотой гравировкой выглядела тусклой и безжизненной на фоне мрачного неба. Огромный меч в ножнах на спине, искусно сделанный болтер прикреплён к бедру.

Он поднял руки и снял шлем, пристегнув его магнитным замком к набедренной пластине, вдыхая влажный воздух с примесями тяжёлых загрязняющих веществ. Он встретился взглядом с собственным отражением на поверхности воды.

Странствующий рыцарь Натаниэль Гарро смотрел на самого себя, разглядывая шрамы, которые были картой его военной жизни. Он чувствовал себя старым и опустошённым, чувство, которого он был лишён довольно долгое время, теперь вернулось в полной мере. В последний раз, когда он испытывал что-то подобное, было во время безумия, развернувшегося над Иствааном III. Когда он стоял на борту фригата Эйзенштейн и медленно приходил к сокрушительному выводу, что его легион предал его. Когда восстание Воителя Хоруса открылось перед ним, именно личное предательство его братьев и его примарха Мортариона опустошили его.