Ересь Хоруса: Омнибус. Том 3

"Вера — это слепота настолько мощная, что некоторые люди намеренно ищут её".

Шоллегар Мекетрикс Йонпарабас, "Слова не имеют значения" [М24]

"Когда все Рыцари исчезнут, обеспокоены этим будут только их враги. Те, кого они спасали и кому служили, перейдут под эгиду нового защитника и никогда не вспомнят их имён".

Приписывается имперскому летописцу Игнацию Каркази

1 Красное на белом Старая земля Прощание

Пока он ждал, солнце поднималось всё выше, и человек медленно поворачивался, проводя время, изучая историю окружающего пейзажа. Что-то он узнавал благодаря своим инстинктам, но большую её часть он почерпнул из сигналов мнемо-имплантов, вживлённых в его мозг посредством гипнотерапии задолго до его прибытия на Терру.

Лес из высоких, мутировавших елей заполнил долину, которая когда-то была бухтой, граничащей с давно погибшим и затерянным городом. Прочные как сталь стволы, серо-зелёные словно древний нефрит, разбегались во все стороны от поляны, где он оставил грузовой лихтер. Он видел бывшие острова, которые теперь представляли из себя коренастые столовые горы, вздымающиеся из основания долины, даже различал далёкие формы старых зданий, скрывавшихся за линией деревьев. Но на востоке, ярчайшим из ветхих памятников мёртвого города были башни давно исчезнувшего автодорожного моста. Остались лишь искорёженные останки двух узких арок, изъеденных ржавчиной и состарившихся тысячелетия назад. За ними, перед Наступлением ночи, был великий океан. Теперь на его месте раскинулся странный лес и бесконечная пустыня Мендоцинских равнин.

Мрачность этой мысли успокаивала.

"Энтропия вечна" — гласила она. "Что бы мы ни делали сегодня, это не будет иметь никакого значения века спустя. Заново вырастут леса и захлестнут все свершения".

Он повернулся и пошёл обратно к лихтеру. Снег на земле зашипел под его ногами, когда он обошёл машину и подошёл к задней рампе, открытой словно разводной мост. Внутри, в пустом кузове флаера, мужчина в рабочем комбинезоне поднял голову при его приближении и вяло потянул магнитные наручники, которыми он был пристёгнут к опорной раме. Оба они были одинаково одеты, имели одинаковый рост и ничем не примечательную внешность, но лицо прикованного мужчины было опухшим и красным.

— Хальн, — начал он, выпуская облака пара при каждом слове. — Слушай, друг, это уже зашло слишком далеко! Я отморозил себе яйца…

Его настоящим именем было не Хальн, но им он был сегодня. Он вошёл в кузов и трижды ударил рабочего по лицу, чтобы заткнуть его. Затем, пока мужчина был ошеломлён и приходил в себя, Хальн отстегнул наручники от рамы и с их помощью вывел пленника из лихтера. Он взглянул на облачное небо. "Уже скоро".

Рабочий попытался заговорить, но вместо слов он издал лишь мокрый хриплый звук.

Возможно он думал, что они были друзьями. Возможно выдумка, которой был Хальн, была настолько хороша, что рабочий купился на неё без вопросов. Как правило с людьми это срабатывало. Хальн был хорошо натренированным, успешным лжецом.

Он захотел снова ударить рабочего, но было важно не дать ему истечь кровью раньше времени. Свободной рукой Хальн достал металлического паука из одного из его глубоких карманов своего пальто и закрепил его на горле рабочего. Его пленник захныкал, а затем закричал от боли, когда механодендритовые зонды в виде лапок паука вошли в его плоть и, пройдя сквозь мясо и кости, достигли нервных пучков и тканей головного мозга.

Хальн отпустил его, дав перед этим рабочему ещё один предмет — боевой нож имперского солдата. Он был старым, почерневшим от долго неиспользования и коррозии. Он таил в себе много историй, но сегодня никто их не услышит.

С широко открытыми глазами и недоумением, рабочий взял нож. Он не понимал, зачем ему дали оружие.

Хальн не дал ему шанса поразмыслить над этим. Он закатал рукав пальто, открыв контрольную панель с голографическими клавишами, закреплённую на его запястье. Хальн прижал пальцы другой руки к панели и развёл их, нащупывая правильное положение. Синхронно, рабочий закричал и произвёл серию спонтанных, судорожных движений. Устройство-паук приняло сигналы от контрольной панели и превратило его в марионетку. Он шатался взад и вперёд, пока Хальн устанавливал диапазон движения. Он начал плакать, и сквозь сдавленное рыдание, рабочий начал молить о пощаде.

Хальн проигнорировал его невнятные просьбы и отвёл его в центр большой поляны, где химический снег был не тронут. Сделав это, Хальн снова посмотрел на приближающийся рассвет и кивнул один раз.