Эра Огня

Он знал, что похож на бездарного актёра, из последних сил изображающего неубедительные эмоции, которых совсем не чувствует, и от этого только больше раздражался. Но у него не было времени подготовиться. Он пришел в смятение раньше, чем успел совладать с собой. Так всегда бывает. В этом он видел большую жизненную несправедливость.

– Он прав, – согласился Каспар, – надо наказать негодяев. А пока что мы спешим.

– Нет, Родион, ты ошибся, – печально ответил Назар, – дело серьёзное. Все они мертвы.

Родион кивнул и перевёл глаза на Эрнеста. Тот продолжал щуриться на него.

– У тебя какой-то вопрос ко мне?

– У меня много вопросов к тебе.

Назар устало вздохнул.

– Поезжайте. Не станем вас больше задерживать. И будьте начеку, особенно в вечернее время. Раз уж такие хитрые и осторожные ребята, настоящие лисицы, пострадали от рук императорских разбойников, то что говорить о таких мальчишках, как вы. Вы ведь будете куда попроще.

Родион поглядел на лжеборца. Кажется, тот говорил от души и никак не желал их задеть. Но слова его были совсем не уместны в данной ситуации и в чем-то безобразны. Они влились в уши Родиона прокисшим молоком. Он подумал, что старик уже слишком стар и не всегда понимает, о чем говорит.

Когда они отъехали на небольшое расстояние, Каспар остановил лошадь и крикнул Назару:

– В честь чего это монашеское шествие?

Назар стоял на площади и смотрел на бескрайнюю толпу. Вид у него был встревоженный. Он обернулся и крикнул в ответ:

– Это – не монахи. Это – паломники.

– Что…

Назар перестал слышать его. Он наблюдал за шествием не отводя глаз, и что-то про себя бормотал. Его губы, как губы паломников, шептали беззвучные слова. Глаза наполнились слезами. Лицо лжеборца преобразилось до неузнаваемости. В каждой черте его сквозило отчаяние, но непоколебимая вера осветила это лицо религиозным восторгом и сделала его каким-то возвышенным. Но даже теперь оно оставалось суровым и жестким. Он походил на настоящего фанатика.

Родион сидя на лошади, засмотрелся на этого необыкновенного человека и поначалу не заметил, что между ним и Каспаром пристроился оборванный пьянчуга и упорно тянет его друга за сапог. Каспар тоже не сразу взял в толк, что происходит. Он повернулся к пьянице, чуть не падавшему с ног, и удивлённо спросил:

– Чего ты хочешь?

Пьянчужка закивал головой на Назара и ощерился в беззубой улыбке.

– Чудной старик, а?

– И не говори. – Каспар оттолкнул бродягу и погнал лошадь во весь дух.

15

Лев лежал на диване до подбородка укрытый простыней. Его белое лицо казалось выточенным из мрамора, каменным, неживым. Он терпел боль и не издавал ни звука, не открывал глаз, словно старался забыть о ней. Боль растекалась по его телу от сквозной раны в плече, сейчас уже обработанный и перевязанной, и вряд ли имелась хоть какая-то возможность забыть о ней. На спинке дивана висел серый плащ с вышитой на нем серебром огромной птицей с рогом на голове и мощными лапами – символом императорской армии. На шее, под крылом и на лапах птицы запеклись пятна крови. Лев застонал и, стиснув зубы, протянул руку к столу. Родион, сидевший рядом, заметил его движение. Он схватил стакан с водой и подал Льву, помогая ему приподняться.

– Спасибо, Родион, – молвил Лев тихим, странно ускользающим от слуха голосом, – я рад, что ты со мной. Я рад…

Только теперь Лев заметил в углу напротив еще одну кровать, а на ней своего товарища по службе Леонида. Леонид лежал без движения, но временами впадал в забытье и начинал метаться по кровати. Сейчас он неразборчиво шептал в бреду. Лицо его, багрово-красное, пылало изнутри. Руками он перебирал по влажной простыне, сгребал ее в кулаки и выпускал. Грудь его вздымалась высоко и часто, выбрасывая горячие потоки воздуха. Иногда в комнате слышались хрипы и свист. Лев, превозмогая мучительную боль в плече, поднялся с дивана и подошёл к своему товарищу. Он присел рядом с Леонидом, взял его руку в свою и крепко пожал.

– Мы много лет служили вместе, и когда-то он спас меня от гибели. На редкость храбрый человек. Мог выйти один против армии неприятеля.

Родион подошел к дяде.

– Он умирает.

– Да, да… Он умирает, – Лев больше не сдерживал слез, он склонил голову и тихо заплакал. – Прости. Прости меня. Прости меня.

Тихий плач перешёл в сдавленные рыдания, но Лев, сделав несколько судорожных вдохов, справился с собой и затих. Дрожащей рукой он поднес неподвижную руку друга к губам и поцеловал, и рот его искривился в мученической гримасе.

– Тебе я обязан жизнью. Не оставляй меня, Леонид. Такой человек, как ты, не может вот так, в бреду, без сознания умереть. Такой сильный человек, как ты, должен бороться. Бороться и побеждать.

Лев повернулся и увидел на кровати рядом с собой скомканное полотенце. Он взял его и протянул Родиону. Родион смочил полотенце в тазу, стоявшем на столе, и вернулся к кровати. Губы Леонида зашевелились быстрее. Он переживал события, которые когда-то уже произошли в его жизни. Родиону удалось расслышать единственное слово из всех произнесенных Леонидом в бессвязном бреду. Это было имя женщины.