Королева, вооружившись самой очаровательной из своих улыбок, жестом предложила герцогу сесть. Он не заставил просить себя дважды, уселся и принял независимую позу, собираясь говорить с Екатериной, как с равной.
«Он уже считает себя королем!» — подумала она.
Что же это был за человек, герцог Гиз? Почему его боялась даже неукротимая Екатерина Медичи?
Генриху I Лотарингскому, герцогу Гизу, было в описываемое время двадцать два года. Он был очень хорош собой. Генрих как две капли воды походил на свою мать, Анну д'Эсте, герцогиню де Немур. Он унаследовал мужественную и классическую красоту этой итальянки, в чьих жилах, возможно, текла кровь Лукреции Борджа. Гордость и высокомерие — семейные черты Гизов и д'Эсте — читались в лице его.
Герцог великолепно одевался, его двор превосходил роскошью королевский. Он носил на шее три ряда бесценных жемчугов, а эфес его шпаги украшали бриллианты. Костюм Гиза был сшит из блестящего шелка и тончайшего бархата. Разговаривая с людьми, он имел привычку закидывать назад голову, прищуривать глаза и как бы ронять слова сверху вниз. Генрих Гиз пребывал в абсолютной уверенности в том, что рано или поздно он займет французский престол.
Отметим мимоходом, что этот великолепный кавалер, превосходивший элегантностью герцога Анжуйского и воплощавший в себе идеал мужской красоты, был странно обижен судьбой: супруга беззастенчиво изменяла ему, переходя от одного любовника к другому, а Гиз по этому поводу хранил надменное молчание, словно полубог, которого не могут затронуть насмешки толпы.
Если от матери Генрих унаследовал красоту и подчеркнутый аристократизм в манерах, то от отца ему досталась холодная жестокость. Франсуа Лотарингский, герцог де Гиз и д'Омаль, принц де Жуанвиль, маркиз де Майенн, часто убивал лишь ради удовольствия убивать, например в Васси. Прославленный, великолепный, отважный Франсуа де Гиз, которого в книгах представляют как образец гражданских и воинских добродетелей, был человек бессердечный, безжалостный и неумный.
Королеве не удалось заставить своего грозного гостя опустить глаза. Она решила по крайней мере на время разрушить его честолюбивые мечты.
— Герцог, — ледяным тоном произнесла Екатерина, — вам, вероятно, известно, что король — ваш повелитель — задумал освободить королевство от расплодившихся во Франции еретиков.
— Мадам, я знаю о решении короля и рад, что такое решение принято, хотя, на мой взгляд, оно немного запоздало.
— Король сам вправе выбирать время. Лучше, чем придворные интриганы и сплетники, он знает час, благоприятный для нанесения удара по врагам Церкви… и врагам престола.
Гиз и бровью не повел, продолжая улыбаться.
— Может ли король рассчитывать на ваше содействие? — спросила Екатерина.
— Вы прекрасно знаете, мадам, я и мой отец много сделали для спасения веры. В решающий момент я не отступлю.
— Замечательно, сударь. Чем бы вы хотели заняться?
— Я займусь Колиньи, — холодно произнес Гиз. — Я рассчитываю отослать его голову моему брату кардиналу.
Королева побледнела: ведь она уже обещала отправить голову Колиньи Святой Инквизиции.
— Договорились! — сказала Екатерина. — Действуйте по сигналу: после набата колоколов Сен-Жермен-Л'Озеруа.
— Это все, мадам?
— Все. Однако, поскольку вы — опора французского престола, хочу показать вам, какие предосторожности приняты на тот случай, если еретики атакуют Лувр. Нансей! Тотчас же появился капитан королевских гвардейцев.
— Нансей, — спросила королева, — сколько гвардейцев у нас в Лувре?
— Тысяча двести человек, вооруженных аркебузами.
— А еще? — настаивала Екатерина.
— Еще у нас две тысячи швейцарцев, четыреста арбалетчиков и тысяча вооруженных дворян — разместили, как смогли.
Гиз помрачнел.
— Что еще? — продолжала королева. — Говорите в присутствии герцога, капитан, он верный слуга трона.
— Двенадцать пушек, мадам.
— Наверное, парадные бомбарды для фейерверков? — поинтересовалась Екатерина.
— Нет, мадам, боевые орудия. Их тайно привезли в Лувр вчера ночью.
Гиз побледнел, улыбка сползла с его лица, поза стала менее самоуверенной.
— Чтобы герцог не волновался, сообщите, капитан, какие известия мы получили из провинции?
— Но вы же знаете, мадам, — с удивлением ответил Нансей, — нам сообщили лишь то, что приказ короля выполнен: губернаторы провинций отправили войска в Париж…
— Из этого следует…
— Из этого следует, что шесть тысяч солдат подошли к Парижу утром и войдут в столицу днем. Еще от восьми до десяти тысяч пехотинцев прибудут сегодня вечером или, самое позднее, завтра утром. Таким образом, в самом Париже и под стенами города соберется армия в двадцать пять тысяч под командованием короля.
Гиз уже не мог скрывать своих чувств: он был ошеломлен. Склонившись перед королевой в почтительном поклоне (никогда раньше он так не кланялся), герцог признал себя побежденным.
«Эту партию я проиграл!» — подумал он про себя.
А Нансей спросил королеву:
— Мадам, раз уж мы заговорили о делах военных, соблаговолите сообщить, кто примет командование войсками в Лувре? Может, господин де Коссен?