Эпоха Регентства. Любовные интриги при британском дворе

Хотя лорда Элторпа от столь удручающего поворота событий судьба избавила, он, тем не менее, погрузился в черную меланхолию на долгие годы после смерти жены, съехал из их семейного особняка в Пэлл-Мэлл обратно в холостяцкие нумера «Олбани» и стал жить еще более замкнуто, чем в юности. Лишь единожды он предпринял некое подобие попытки жениться повторно, да и ту явно не по велению сердца, а по нужде обзавестись-таки наследником: непосредственно перед тем, как в 1834 году он получил, наконец, титул графа Спенсера, то есть, через шестнадцать лет после смерти Эстер, он сделал предложение вдовой кузине леди Изабелле Клинтон, получил отказ – и более никаких попыток подобного рода не предпринимал. Столь долгая скорбь, пожалуй, удивляет нас сегодня не меньше, чем скоропалительные повторные браки, как у лорда Вустера, да еще со всеми «подвязками концов и маневрами», характерными для эпохи Регентства. Но, как ни трудно было хорошо узнать друг друга в светской круговерти сезона и насколько бы ни приходилось соизмерять пыл страстей с практическими соображениями, включая, прежде всего, главное предназначение брака как средства обретения наследников, совершенно очевидно, что союзы по любви были отнюдь не редкостью, а глубокие и часто противоречивые чувства играли немаловажную роль в принятии решений, жениться ли повторно и, если да, то на ком.

Именно так все складывалось и у лорда Абердина. Поначалу все только и говорили о том, что «светоч его жизни угас навеки» после кончины в 1812 году от чахотки его жены Кэтрин. Целый год после ее смерти он фиксировал в своих дневниках ее чуть ли не еженощные явления ему в ночных грезах. По прошествии же положенного года вдовец всерьез задумался о женитьбе на мисс Анне Кавендиш, племяннице пятого герцога Девонширского. Его показная глубокая и долгая скорбь тревожила ее близких, которые при этом еще и опасались, что его интерес к Анне – не что иное, как попытка вступить в mariage de convenance [50], но его мотивы, судя по всему, были далеко не столь цинично-прямолинейны, сколько практичны. Практическая сторона его жизни – ему в двадцать девять лет оставаться отцом трех дочерей без матери и сына-наследника было никак нельзя, – боролась с эмоциональной, подогревавшей в нем, рано осиротевшем, желание обрести покой и стабильность в будущей любви и убеждение в его притягательности для особ противоположного пола, среди которых он слыл «красавцем на загляденье». Но позабыть о Кэтрин было решительно невозможно. «Я узрел природу человека в той форме, в коей она никогда доселе не существовала. И сердце мое должно теперь остыть не только метафорически, прежде чем чувство это сможет измениться или забыться», – заверял он свою сестру. Но сердце его все-таки продолжало биться, и в мыслях своих он все так же ощущал себя способным «лелеять чувства к ней [Анне] более пламенные и чистые, чем к кому-либо».

Так что это был, конечно, не расчет в чистом виде, но и не любовь, а просто надобность в новой жене, и бедной мисс Кавендиш это через некоторое время сделалось предельно ясно. В итоге те ухаживания завершились ничем. А затем в 1815 году с подачи тестя лорда Аберкорна граф женился на вдове старшего брата Кэтрин виконта Гамильтона. Леди Гарриет Гамильтон успела пробыть замужем всего четыре с половиной года, прежде чем тот скончался от некоего «неизлечимого недуга» (вероятно, от все той же чахотки, преследовавшей их семью), а потому оказалась вполне способна понять и разделить все чувства Абердина по случаю безвременной утраты молодой супруги. Брак между ними выглядел предельно разумным, поскольку возвращал вдовцу столь чаемый им домашний очаг, а внука (и теперь уже и законного наследника) дряхлеющего лорда Аберкорна оставлял на попечение не неведомо какой мачехи, а годами проверенной и любимой тети. Вот только, вопреки россказням этого многоопытного сводника, «разумность» этой внутрисемейной женитьбы вдовца на вдове вызывает сомнения. С точки зрения жениха, по меньшей мере. Ведь еще совсем недавно лорд Абердин отзывался о своей будущей второй жене весьма нелестно: «…на вид достаточно мила… но тупее нее я мало кого встречал».

Со стороны Гарриет затея тестя сосватать ее за овдовевшего зятя, похоже, была воспринята не без энтузиазма. Ее, пусть и всего лишь в двадцать два года, но с тремя детьми, перспектива повторного выхода в свет и состязания с юными дебютантками на рынке невест явно не прельщала. Возможно, впрочем, что она даже и запала на весьма красивой наружности Абердина, с которым имела возможность общаться в последние годы в кругу семьи своего покойного мужа.