Абдуррабих бродил гордо и с достоинством. В баре он объявил радостную весть о начале новой эпохи. Теперь его принимали с почётом и восхищением. Его плотно обступали другие пьяницы, стараясь разузнать от него новости. Он говорил:
— Ашур Ан-Наджи вернулся. Опорожнив целую калебасу хмельного напитка, он продолжал:
— Пусть теперь будут счастливы харафиши, и пусть будет счастлив всякий, любящий справедливость. Теперь у каждого бедняка будет вдоволь пропитания, а знать узнает, что Господь есть истина!
Санкар Аш-Шаммар, владелец бара, спросил его:
— Это пообещал сам мастер Джалаль?
И тот твёрдо и уверенно ответил:
— Только ради этого он и стремился стать главой клана!
Джалалю покорились и друзья, и враги. Больше не осталось ни одной силы, что бросила бы ему вызов, или проблемы, что занимала бы его мысли. В течение всего этого времени он наслаждался своим верховенством, высоким положением и богатством. Его окружила пустота, к нему подкрадывалась зевота, скука. Мысли его сосредоточились на себе самом. Его жизнь воплотилась в чётко выделяющемся образе, во всех чертах и красках, вплоть до резкого смехотворного окончания, начиная с раздробленной головы матери, пылких унижений и страданий в детстве, ироничной смерти Камар, хранящей его силы, не знающей преград, до могилы Шамс Ад-Дина, ждущей одну похоронную процессию за другой. К чему грусть, какая польза от радости? Каково значение силы, и что значила смерть? Почему существует невозможное?
Однажды утром отец спросил его:
— Люди спрашивают: когда будет установлена справедливость?
Джалаль с раздражением улыбнулся и пробормотал:
— А это так важно?
Абдуррабих изумлённо сказал:
— Это всё, сынок.
Джалаль с пренебрежением сказал:
— Они мрут каждый день, и несмотря на это, они вполне довольны.
— У смерти есть на нас право, а что касается бедности и унижений, то в твоих руках искоренить их.
Джалаль воскликнул:
— Да прокляты будут эти глупые идеи!
Абдуррабих с сожалением спросил его:
— Разве ты не хочешь последовать примеру Ашура Ан-Наджи?
— А где Ашур Ан-Наджи сейчас?
— В райских садах, сынок.
Джалаль раздражённо ответил:
— Тогда это бессмысленно.
— Да защитит нас Аллах от кощунства…
— Да защитит нас Аллах от ничего, — свирепым тоном заявил Джалаль.
— Вот уж никогда бы не подумал, что мой сын пойдёт по пути Самаки Ал-Иладжа…
— Самака Аль-Иладж закончил так же, как Ашур Ан-Наджи…
— Совсем нет. Оба они пришли и ушли разными путями…
Джалаль вызывающе вздохнул и сказал:
— Отец, не прибавляй мне ещё больше забот и не требуй от меня ничего. Пусть тебя не обманывает то, чего я достиг, просто знай: твой сын — несчастный человек.
Абдуррабих пришёл в отчаяние и прекратил разговоры об обещанном рае. Будучи в состоянии крайнего опьянения, он говорил:
— Воля Аллаха превыше всякой другой воли, а нам остаётся только довольствоваться ею.
Харафиши тоже были в отчаянии и задавались вопросом:
— Почему же мы раньше не испытывали сомнений — сейчас бы тогда мы могли быть спокойны?
Знатные особы предавались спокойствию и уверенности: они платили отчисления за свою защиту и преподносили бесчисленные подарки.