Эпитафия

"Дело не в том, что я хочу умереть, а в том, что я больше не хочу жить. Мне очень жаль, что вы узнаете об этом так, что вам приходится это читать. Но, уверен, вы понимаете, что сказать об этом я вам не мог. Разумеется, вы бы стали меня отговаривать. Возможно, этой запиской я просто подбрасываю дров в коптильню вашего горя, но я хочу, чтобы вы прочли это; чтобы вы приняли случившееся. Смерть – это естественный процесс, все мы однажды придем к этому; кто-то раньше, кто-то позже; кто-то по своей воли, а кто-то против нее. Смерть бесстрастна, ей все равно кто ты, кем был, она примет тебя любым, и я решил сам прыгнуть к ней в объятия. Именно сам, а не посредством каких-то внешних факторов. Это мой первый и последний акт своеволия. "

Ветер дует мне в спину, будто подначивая. Что там, за гранью, девять этажей свободного падения и грязный асфальт? Но это грань крыши, грань материального, а что же за чертой нематериального? Рай, ад, вечные скитания в виде эктоплазмы, реинкарнация, или просто тьма? Но что значит эта тьма? Для всех окружающих я просто мертв, и они могут строить свои догадки о загробной жизни и моей душе в небытие, но что значит быть мертвым для самого себя…

Я закрываю глаза, мир наклоняется на 15 градусов.. на 30.. на 90.. Ветер бешеным потоком дует уже не в спину, а в лицо. Буквально мгновение длится острая боль по всему телу и… Пустота.

Дихотомия

Взгляд порядка

Ночь. Кромешная тьма. После тысячи попыток наладить освещение в городе администрация бросила это дело, так как местная шпана неустанно разбивала все фонари. Хреновы маргиналы, и как ему только удалось так сильно повилять на них?

– С этим надо что-то делать. – доносится голос из-за спины.

Впрочем, тьма не такая уж кромешная, языки пламени, вырывающиеся из тлеющей машины перед нами, освещают весь двор.

– Ты слышишь меня? – продолжает голос, – с этим надо что-то делать. Они же… они же сожгли его. Заперли в тачке и сожгли. И, судя по всему, просто забавы ради. Господи, как мы до этого докатились.

Пламя согревает лицо. Тошнотворный запах горелого мяса пробивается в ноздри. Поворачиваю голову и через плечо окидываю взглядом собравшуюся толпу.

– Идем. Нам тут делать нечего, – говорю я Андрею, одному из последних блюстителей закона в городе. Это его голос звучал из-за спины.

– Но… мы так и оставим его?

– А ты хочешь ему как-то помочь? Идем.

Мы пробираемся сквозь толпу людей, обступивших горящий автомобиль. В их взглядах уже нет ни удивления, ни страха. Это обычный расклад вещей в последнее время. И лишь на их лицах читается вопрос, который каждый из них держит в уме: “Кто следующий?”. Все мы зачерствели от происходящего. Если хочешь сохранить здравый рассудок, то нужно отключить чувство эмпатии, а вместо него в приоритет поставить чувство эгоизма. Может быть, этого он и добивается?

Шагаем по ночному городу. Путь освещают редкие мигающие фонарные столбы. То тут, то там валяются полуживые бухущие ублюдки. Под ногами вместо привычного осеннего шуршания листвы хрустит битое стекло и прочий мусор. На обочине и во дворах стоят тачки без колес, в лучшем случае. Тотальный пиздец охватил округу. Вот что значит дать власть народу. Впрочем, они сами ее взяли. Ведомое стадо, прикрывающееся якобы свободой действия и воли, но целиком и полностью следующее за одним единственным человеком. Хотели поменять общественный строй, но выбрали точно такой же путь, какой выбирало человечество за всю свою историю: сильный лидер и остальной люд, разделяющий его мировоззрение. Хреновы бараны, считающие себя анархистами, не понимают, что закономерность есть во всем и даже в хаосе.

– Куда мы идем? – прервал мои размышления Андрей.

– Это не имеет значения. Просто идем.

– Я-с-но, – протянул он это слово, – ты стал пиздец каким странным, Димас.

Я решил не отвечать, но Андрей решил продолжить:

– Знаешь, когда мы стояли около этой горящей тачки… Мне порой кажется… А хотя знаешь, забей.

– Договаривай, раз уж начал, – говорю я, глядя ему в глаза.

– Твой холодный взгляд. Это твое бесстрастное “нам тут делать нечего”. Порой мне кажется, что ты становишься похож на него…

– Даже не думай сравнивать меня с ним.

– Я и не сравнивал, просто…

– Слушай, может я действительно зачерствел. Может, отчасти воспринимаю все происходящее как должное. Но нужно уметь приспосабливаться к нынешним реалиям. Хочешь ты этого или нет, но времена меняются и мир меняется, и ты сам должен решить, будешь ли ты оставаться в прошлом в своем сознании, когда твое тело находится в настоящем, или все же примешь правила игры. Хотя “правила”, наверное, неуместное слово сейчас.

– Да, ты прав, извини. Но куда мы все-таки идем?

Я остановился, напечатал сообщение на телефоне: “Через час встречаемся на нашем месте. Мне все равно придешь ты один или со своей шоблой. Я хочу с тобой поговорить”.

– Ну так что? – продолжает Андрей.

– Ты идешь домой, а я иду к нему, – отвечаю я.