Колю и Васю часто приглашали поиграть на свадьбах; оба играли замечательно, а Вася со своей скрипкой, умением заставить людей плакать был просто знаменит в районе. Поэтому его пригласили играть в кинотеатре станицы Тимашевской.
Кинотеатр был тогда самым притягательным местом в станице. Новый фильм всегда был событием. Чтоб все успели посмотреть, его крутили по многу раз круглые сутки. На быках и лошадях приезжали группы с хуторов, «в культпоход». Спали в фойе на лавках, ожидая очередного сеанса.
Но безжалостная машина уже была запущена и тянула жизнь ближе и ближе к зубастой своей пасти.
В мае 1941 года и Василия, и Филиппа взяли на военные сборы.
Дорога на сборный пункт в Тимашевской проходила как раз через поля бригады Филиппа. Пшеница уже заметно выросла после того, как корреспондент снимал тут Филю. К уборочной Филипп рассчитывал вернуться. Много было дел и на хуторе, и дома. Не достроена даже хата — входная дверь открывалась прямо на улицу, ни веранды, ни крылечка, ни хотя бы простого козырька над нею от дождя.
Наступило лето 1941 года. Хутор жил летними заботами.
Епистинья варила борщи, лепила вареники, ждала к обеду Шуру и Сашу. Ближе к обеду подходила к калитке, спрашивала проходивших обедать соседей: «Галю, а мои далеко?» — «Еще в бригаде. Скоро придут». — «А то у меня вода с укропом кипит, хочу вареники кинуть».
Николай со своей плотницкой бригадой ремонтировал коровники, пока стадо в лугах.
Но уже в Литве Илюша со своим полком выехал на танке с «боекомплектом и всем необходимым для боя и жизни» на «промежуточный сборный пункт». Павлуша в лесу под Киевом выслушал приказ о досрочном присвоении офицерского звания без экзаменов и отбыл к месту назначения в Белоруссию. А в Белоруссии в местечке Кольно стояла часть, где командиром пулеметного взвода служил Ваня. Уже Филя и Вася на сборах призывников надели военную форму. Оба попали в Крым, но в разные части. Пять сынов Епистиньи догадывались — скоро война.
Глава 12. ВОЙНА
Частушка
Молитва за Отечество
Хутор Первое мая, в два порядка хат ровно, как по линейке, на добрый километр протянувшийся вдоль Кирпилей, грелся на летнем солнышке: ярко белели хаты под бурыми камышовыми крышами; в садах зрели жерделы, вишни, малина; сыпали на землю свои пресноватые, темные ягоды шелковицы. Тягучая лень жаркого дня растекалась по земле. С речки доносился визг и смех ребят. На полях за огородами желтела пшеница, над ней дрожало знойное марево.
На нескольких участках месили верхом на лошадях и босыми ногами глину, готовили саман: переезжали с других хуторов, строились.
Епистинья обживала новую хату, новое место: полола и поливала в огороде, кормила кур, смотрела за маленькими внуками Женей и Жорой.
И вот проскакал по хуторской улице всадник:
— Война, люди! Война!..
Епистинья ахнула, услышав это, и запричитала:
— Ой, диточки, та шо ж то будэ! Илюша ж и Павлик там! Ой, горе, и Ваня, и все ж будут там!..
Ей страшно было и произнести слово «война».
Война заполыхала на западе, где как раз и находились Ваня, Илюша и Павлик. Но в армии были еще и Филя с Васей, и они «будут там».
Закрутились неуклюжие, кровавые жернова войны.
По хутору разносили повестки с призывом в армию. Призывали военнообязанных 1905–1918 годов рождения.
Николай был с 1903 года, Саша — с 1923-го, они пока оставались дома. Получили бронь председатель, бригадиры, заведующие фермами.
Мало кто еще представлял, какая война началась, что предстоит вынести. Одни тревожились, другие улыбались: «Да что вы! Да этих немцев за неделю разобьют! Не успеют наши призывники доехать, как война кончится».
Вдруг — нечаянная радость: в июле приехал Илюша, бледный, с запавшими глазами, худой, в старом обмундировании без знаков различия, рука висела на перевязи. Оказалось, Илюшу ранило в первых боях у границы в живот и руку, в госпитале его немного подлечили, а так как госпитали были переполнены, то долечиваться направили домой, выдав первое попавшееся обмундирование.
Епистинье даже не верилось — просыпаешься утром, и сразу радость: «Дома Илюша!..» Епистинья, Шура, Саша захлопотали около Илюши, лучший кусочек — ему, но Илюша засмеялся и твердо сказал: «Особенное для меня не надо! Как всем, так и мне!»
Один из первых сокровенных вопросов Епистиньи был о Ване и Павлуше: не видел ли их «там»? Почему не пишут?
«Нет, мама, не видел. Вы не волнуйтесь. Там сейчас такое… Война все-таки, не до писем пока. Не пропадут!..»
Хотелось верить, что не пропадут ее мальчики, они же не рохли какие-нибудь. Но вот Илюшу все-таки ранило, и настроение у него не такое бодрое, как всегда…