Он замолчал и провел ладонью по глазам.
— Она снилась мне прошлой ночью.
— Кто?
— Джейн, моя жена.
Графиня вспомнила о том, что случилось ночью.
— Ваша жена… Неужели вы забыли, что у вас только одна жена, и это — я?
— Забыл, — мрачно ответил он. — Для меня всегда моей женой оставалась Джейн.
— Очень жаль, — насмешливо заметила миледи, — что она не прожила дольше.
Он бросил на нее странный взгляд.
— Вам лучше подумать о себе, — резко бросил он. — У меня нет средств вас содержать, так что вам лучше уйти.
— Куда?
— Какая мне разница! — жестко ответил он.
— Я останусь здесь, — ответила она. — Аренда уплачена?
— Нет.
— Ну, некоторое время нас беспокоить не будут, — спокойно сказала миледи. — Ты ведь не хочешь расстаться со своей любимой женушкой, дорогой?
Он уставился на нее так, словно ее слова имели двойной смысл.
— Ты не могла бы больше никогда не говорить о моей жене? — воскликнул он.
— Ха! Этот человек сошел с ума! — пронзительно крикнула графиня. — Джейн Секфорд умерла.
— Именно поэтому я и думаю о ней, — мрачно ответил он.
— Вы — образцовый муж, — усмехнулась графиня, бросая на него злобный взгляд. — Мне очень жаль, что я никогда не видела милого создания, о котором вы так трогательно сожалеете.
Он заговорил как человек, который едва может сдерживать себя.
— Неужели вы собираетесь остаться? Подумайте о себе, ужасное существо! Скоро вы окажетесь на улице!
Эта картина была достаточно реалистична, чтобы заставить графиню вздрогнуть.
— Что ты собираешься предпринять? — спросила она, ощутив внезапную слабость.
Он этого не знал; он отошел к окну и задумчиво уставился на свинцовое ноябрьское небо, тяжело нависшее над лондонскими улицами.
— Полагаю, что, избавившись от меня, ты снова принялся бы подыскивать себе пару, пользуясь своей внешностью? — с новой вспышкой ярости, спросила миледи.
Он исподлобья взглянул на нее; она отпрянула.
— Ладно, мы все равно ничего не можем поделать, — примирительно сказала она.
Он ничего не ответил, выскочил из дома и неуверенным шагом направился к церкви Св. Эндрю. Он не был в ней очень долго. Даже когда хоронили его жену, он не присутствовал на службе.
Постояв немного на крыльце, он вошел. Он принялся в нерешительности бродить вдоль стен, пока не наткнулся на новую простенькую табличку с плохо вырезанной урной и витиеватой латынью, рассказывавшей о достоинствах Джейн Секфорд.
— Здесь ничего не говорится о том, что она была хорошей хозяйкой, — неожиданно для себя, вслух произнес он. — Она как-то сказала мне, что вернется из могилы, чтобы навести порядок в доме.
Он огляделся, словно ожидая ответа от какого-нибудь собеседника, потом мрачно рассмеялся, надвинул шляпу на глаза и вышел из церкви. Ближе к вечеру, он побрел домой.
Столовая была аккуратно убрана, в камине горел огонь, на столе стоял ужин. Ему удалось немного поесть, но без аппетита. Графини дома не было; от ее неряшливого великолепия не осталось и следа.
Дом был таким же чистым и аккуратным, как в то время, когда хозяйкой в нем была Джейн Секфорд.
Когда вернулась графиня, он был почти рад ее видеть — он много, слишком много думал о Джейн. Он вспоминал ее такой, какой видел в последний раз, неподвижно лежавшую в постели, одетую в свое лучшее серое платье, и как он смотрел на нее, как склонился над ней и вдруг отстранился так резко, что пуговица на его манжете оставила царапину на ее мертвой щеке.
— Где Джоанна Миллс? — резко спросил он жену.
Она пристально посмотрела на него. Неужели в такую минуту он не может думать ни о чем другом, кроме как об экономке? Неужели он теряет рассудок?
Но теперь ей было все равно; она нашла себе друга, готового приютить ее, в расчете на ее былую славу.
— Я ухожу, — сказала она. — Я не знаю, кто еще есть в доме, я никого не видела.
Он, казалось, не обратил никакого внимания на ее первые слова.
— Как выглядела та женщина, которую ты видела вчера вечером?
— Некрасивое, выглядящее сварливым существо, — с некоторой горечью ответила миледи, вспомнив, как испугалась и выронила свою добычу.
— Ты уверена, что это была женщина? — с жуткой ухмылкой спросил Красавчик Секфорд.
— А кто еще это мог быть? — полюбопытствовала она.
— Не думаю, чтобы это была женщина… — сказал он.
— Неужели ты считаешь, что в этом месте есть призраки?
Он не хотел, не мог ответить; он оставил ее и принялся переходить из комнаты в комнату, приводя все в беспорядок и получая от этого странное удовольствие. А потом бросился прочь из унылого особняка, оставив графиню, которая, напоминая старую, усталую хищную птицу, принялась бродить по комнатам в поисках чего-нибудь, имеющего хоть какую-то ценность.
Когда он вернулся, почти перед рассветом, то обнаружил свечу на столике в холле.
— Будь ты проклята! — крикнул он. — Неужели ты не можешь оставить меня в покое?
Он поспешил наверх; все было чисто и аккуратно: постель, камин, готовый поссет, согретые тапочки, зажженные свечи. Испуганный, он обвел комнату ужасным взглядом.
— Аптечка… она навела порядок и в ней? — пробормотал он.