Епископ ада и другие истории

Голова его склонилась на испачканный, развязанный кружевной галстук на груди; лишенная парика голова казалась очень большой, выбритой, с сединой на висках, лицо было темно-багровым, а рот приоткрыт. Его могучее тело было таким же рыхлым, как у недавно умершего человека, руки безвольно повисли, грудь тяжело вздымалась от шумного дыхания. Миледи и сама выглядела ужасно, но это не помешало ей бросить на него взгляд, полный неподдельного отвращения.

— Вот уж, поистине, Красавчик Секфорд! — пробормотала она.

Она погасила свечи, кроме двух, стоявших на туалетном столике, нашла сброшенный мужем сюртук и начала быстро обшаривать карманы.

В тот вечер ему, как она и надеялась, повезло в игре; на самом деле он, как и она сама, принадлежал к тому типу людей, которые редко проигрывают, поскольку играют только или с дураками, или с честными людьми, у которых нет ни единого шанса в игре с шулером.

Графиня нашла несколько золотых и серебряных монет, и с большим удовольствием завязала их в свой носовой платок. Она знала, — ничто в этом мире не может быть ей полезным, кроме денег.

Довольная, она огляделась, нет ли чего-нибудь еще, что она могла бы забрать.

Не сводя с мужа взгляда, она прокралась к туалетному столику и принялась перебирать ящики и коробки. Большая часть украшений, которые она доставала, ярко блестели в свете свечей. Но она знала, что они такие же фальшивые, как и жемчуг в ее ушах; однако она добавила кое-что к тем деньгам, которые были завязаны в ее платок, и уже собиралась продолжить поиски, когда тихий звук, похожий на кашель, заставил ее резко обернуться.

Комната была полна мягкой тени, огонь угасал, отбрасывая тусклый свет на спящую возле камина грузную фигуру; подсвечники на туалетном столике освещали склоненную графиню, в ее блестящем платье.

Но когда она оглянулась, то увидела фигуру женщины, наблюдавшей за ней, стоя по другую сторону кровати.

Эта женщина была одета в простое серое платье, такое, какое носят служанки. Волосы ее были аккуратно уложены, черты бледного лица казались резкими; грубые руки были неловко сложены на груди.

На одной щеке была видна длинная царапина.

Графиня выронила свою добычу; она вспомнила слова мужа, принятые ею за пьяную болтовню.

Значит, в доме действительно кто-то был.

— Как ты смеешь? — произнесла она тихим, дрожащим голосом, чтобы не разбудить мужа. — Как ты смеешь приходить сюда?

Не ответив, женщина подошла к спящему мужчине и взглянула на него сверху вниз со странным смешанным выражением злобы и жалости, словно она была способна защитить его от любого зла, кроме того, которое могла причинить сама.

Это выражение лица и поведение женщины показались графине настолько зловещими, что последняя испугалась так, как никогда прежде в своей жизни.

Она стояла и смотрела, не обращая внимания на платок с деньгами и украшениями, упавший на туалетный столик.

Красавчик Секфорд пошевелился во сне и тяжело застонал.

— Дерзкое создание! — прошептала графиня, набираясь храбрости. — Ты не собираешься уходить, пока я не разбужу моего мужа?

При этих последних словах женщина подняла голову; казалось, она не произнесла ни слова, но графиня отчетливо расслышала: «Моего мужа!» — повторенные тоном горькой насмешки.

Графиню охватило ощущение нереальности происходящего, никогда прежде ею не испытываемого; ей показалось, что зрение ее затуманилось, а слух ослабел; она сделала движение, точно хотела смахнуть что-то с век.

Когда она снова взглянула на Красавчика Секфорда, он был один; рядом с ним никого не было.

Он стонал и ворочался, ему снился сон, мучивший его.

— Она ушла, — пробормотала графиня, — она вела себя так, будто имеет на него какие-то права. Утром нужно будет разобраться.

Она прокралась обратно в свою комнату, забыв о своей добыче. Она не уснула, а мистер Секфорд не проснулся до тех пор, пока бледный зимний рассвет не проглянул сквозь занавески.

В комнате графини царил прежний беспорядок, но для Красавчика Секфорда все было приготовлено: вода для бритья, горячий аппетитный завтрак на подносе, одежда.

Одевшись и спустившись вниз, он застал жену зевающей над «Газетт».

Она хорошо помнила случившееся ночью, и очень сожалела о том, что ее добыча осталась у него в комнате. Она бросила на него злобный взгляд, понимая, что шанс упущен.

Он повторил вопрос, который задавал накануне.

— Кто еще есть в этом доме?

— Какая-то женщина, — ответила она. — Полагаю, это Джоанна — экономка, но я не очень хорошо ее разглядела. Она, должно быть, уже ушла, потому что когда я позвонила, никто не отозвался.

— Мне принесли завтрак, — сказал мистер Секфорд. — Значит, это сделала Джоанна Миллс?

Графиня рассердилась: самой ей пришлось идти на кухню и довольствоваться тем, что осталось от вчерашнего ужина.

— Кто она?

— Вы же сами сказали, мадам, что она — экономка.

— Должно быть, она вас очень любит, — усмехнулась графиня.

Он с яростью взглянул на нее.

— О, только не подумайте, что я ревную! — цинично усмехнулась она.

— Ты сама использовала это слово, — пробормотал он. — Не думаю, чтобы кто-то любил меня, кроме одного человека…