Эпилог (СИ)

Мэл хотел ответить, как есть на духу, но зубами скрипнул и промолчал. Пусть остается в неведении относительно Рябушкина и его простодушия. Знала бы Эва, каким подлым человеком оказался спортсменчик, плевалась бы при упоминании его имени.

Мэл встретился с крепышом-коротышом перед его отъездом на север. Встретился, чтобы поговорить по-мужски и спросить, глядя глаза в глаза: "Зачем ты, гнида, подставил мою женщину?"

Приехал домой к Рябушкину, вызвал на лестничную клетку и спросил. Для усиления эффекта пришлось создать deformi[18], потому что тот вздумал хорохориться.

И чемпион поведал. Стыдился, краснел, бекал, но выдавил сумбурно.

Собственно, Мэл не удивился. Простодушный Рябушкин влип по самое не хочу, связавшись с элитными детками. "Девушка" Петруши — дочка второго замминистра финансов — тянула из своего ухажера денежки как пылесос. На редкость легкомысленная особа со своеобразными понятиями о девичьей скромности. Она же затащила спортсмена в мир подпольных азартных игр. Наивный товарищ верил, что олимп близок, как и блестящее будущее. Рябушкин начал участвовать в нелегальных боях. Ему везло, он выходил из потасовок без серьезных повреждений — переломов и внутренних разрывов. А еще чемпион быстро подсел на халявные деньги. За игорным столом через его руки проходили фантастические суммы. Рябушкин мог выиграть за ночь до сорока штукарей и потерять не меньше. Но однажды он проигрался. Долг в пятьдесят тысяч висоров завис дамокловым мечом, грозившим опуститься в любое мгновение. Проценты росли.

"К этому и шло", — подумал Мэл, слушая сбивчивый рассказ. — "Лопуха попросту развели".

Отчаявшемуся Рябушкину предложили простить долг. Достаточно устроить так, чтобы замаралась фамилия студентки и хорошей знакомой Папены Эвы в каком-нибудь грязном дельце. Поначалу опешивший спортсмен категорически отказался, но что делать, если с него требовали уже семьдесят тысяч? Сам Рябушкин мог вернуть деньги, разве что продав себя на органы. Ну, и прихватив семью в придачу, о чем пригрозили кредиторы.

И чемпиончик решился. Нагрянул в общежитие к Эве, придумав повод: просьбу о помощи с личным делом. На следующий день Мэл встретил крепыша и предупредил: "Без спросу подойдешь к Эве, поставлю на костыли". Он и не догадывался, что рука спортсмена сжимала в кармане полосатую резинку для волос, а в голове прокручивался сценарий будущего преступления.

— Гад! — не сдержался Мэл и, сбросив заклинание, заехал рассказчику по скуле. — Она ведь была твоей девушкой. Как ты мог?

Рябушкин смог. Потому что испугался за родных.

— Это страшные люди…. Они продемонстрировали… наглядно, — проблеял крепыш. — А Эве-то что? Отец отмазал бы её, мне так сказали.

И Мэл заехал кулаком во второй раз.

Сценарий был таков. На ночь чемпион оставил артефакт в спортзальной раздевалке, а на следующее утро вынес бы раритетную вещь из института и подкинул в чуланчик Эвы. Ему пообещали вскрыть замок в комнатушке на первом этаже общаги, пока студенчество на занятиях.

— Об остальном не волнуйся, — утешили кредиторы. — Твоё дело — маленькое. Вынес и радуйся, что долг покрыт.

Зато Мэл живо представил продолжение истории. Разгорелся бы нешуточный скандал. Поди ж догадайся, где находится украденный артефакт. Эва собрала пожитки и думать забыла о комнатушке. Резинка для волос на месте преступления — достаточная улика, чтобы сыщики ринулись в общагу для обыска. Началась бы кутерьма. Наверняка подкупленные репортеры ждали условного сигнала на низком старте.

Но Рябушкину не повезло. Во-первых, Стопятнадцатый пришел в институт не вовремя и поднял тревогу. Во-вторых, Монтеморт при выходе схватил с поличным, чего спортсмен никак не ожидал. Он же своими глазами видел библиотечные книги в комнате Эвы!

— Я бы с радостью убил тебя, но ты мне нужен живым. Продолжай, — процедил Мэл, потирая кулак. Оба чемпионских глаза заплывали фингалами.

Рябушкин поведал о тех, то предложил подставить Эву. Поведал об игорных клубах, где бывал, о людях, которым должен. О том, как от беспросветного отчаяния съездил к полуслепой бабуле, живущей в пригороде, и украл кое-какие антикварные вещицы и шкатулку со скромными фамильными украшениями, чтобы расплатиться с долгом. Как ни странно, спортсменчик не сожалел, что его угораздило связаться с дочкой второго замминистра финансов.

— Она не такая, — опроверг, когда Мэл попытался рассказать об истинном характере девицы.

Ладно, болезных умом не калечат. Эвкин синдром и так превратил человека в морального урода. Пусть едет на все четыре стороны подальше от столицы. И забудет об Эве. Навсегда. Ведь забудет?

Рябушкин поклялся.

Мэл задумался. Спортсмена явно подставили. Раскрутили на немалые деньги и кинули. Кому помешала Эва?

Он обратился к деду, а тот — к отцу. Детство какое-то, но Мэл не мог переступить через себя. Общался с родителем официально, по-деловому.

Подозреваемых прощупывали осторожно, чтобы не спугнуть, а потом взяли скопом. И понеслось. Допросы, дознания, очные ставки, глубинный гипноз, сканирование памяти.