После опять разбрелись по комнатам. Вадим попробовал рисовать, но творческая муза покинула его, и набросав пару простых абрисов[10], убрал альбом в стол. На улицу выходить вообще не хотелось. Понимал, что люди, которых он знал, остались умирать в своих квартирах и домах, поселок превратился в некрополь. Не найдя занятия лучше, просто лег на кровать и надел наушники, включив любимый альбом группы Accept. Музыка сейчас воспринималась по-другому, как панихида умирающему миру. Возможно, больше никогда не появятся новые альбомы и треки, а если и появятся, то очень нескоро. Постоянно вспоминалась мама. Мозг как предатель, пытающийся сделать как можно больнее, каждую цепочку мыслей приводил к ней, о чем бы он не думал. Нужно заготовить побольше еды — мама замечательно делала закрутки и соленья. Надо озаботиться свежими овощами, посадить что-то. В огородничестве он был силен так же, как в бальных танцах, зато мама замечательно выращивала помидоры, огурцы и болгарский перец. Даже на кухне, на подоконнике в пластиковых стаканчиках от сметаны и йогурта у нее росла петрушка и зеленый лук. Если бы был один, то точно бы выпил, но уже лет семь не прикасался к алкоголю, даже к пиву, так как отношения с градусом у него не завязались. Буйным или запойным не был, но меры не знал, и за первой бутылкой пива или стопкой чего покрепче всегда следовало продолжение. Заканчивалось тем, что, выпив свой максимум, просто засыпал. Хорошо, если это происходило дома, но бывали случаи, когда его в беспамятстве привозили и передавали на руки матери. Черт, даже такие мысли к ней сводятся. На следующий день после пьянок умирал от похмелья и стыда, а так как среди мазохистов не числился, то не частил с такими попойками. После одной из таких гулянок зарекся пить. Просто сказал, что больше не будет, без пафосных обетов, кодирований и прочего. И с тех пор брезговал даже слабым алкоголем. Но в нынешней ситуации предпочел бы беспамятство, чем эту давящую и гнетущую боль, готов стерпеть даже похмелье.
Дверь в комнату приоткрылась, и Султан просунул в нее нос. Посмотрев на хозяина, алабай подошел ближе и подсунул голову ему под руку.
— Скучаешь, Солт? — Вадим погладил пса по голове. Волкодав хоть и не умел говорить, но его глаза могли выразить то, что порой человек не может сказать даже словами. — Я тоже… очень. Пошли, прогуляемся.
Выйдя в коридор, Вадим началась собираться, и в тот момент, когда подумал сказать Юле, дверь в ее комнату открылась.
— Вы на прогулку? — Посмотрев на пса в ошейнике, спросила девушка. — Фух, я давно хотела предложить, а то уже с ума схожу в четырех стенах.
— Только собирался тебе предложить, пойдешь с нами?
— Разумеется.
На этот раз пошли в противоположную от пляжа сторону. Между пятиэтажками и приземистыми самостроями дачек вглубь ущелья уходила грунтовая дорога. Пройдя так называемый местный «Шанхай», вышли в еще не успевший выгореть от солнца грабовый лес. Небо все так же простиралось фиолетовой простыней туч, но уже не нависало угрюмым пологом, давя на голову, а лишь немного прикрывая землю от палящего солнца. От духоты Вадим с Юлей быстро покрылись бисеринами пота. Одному псу жара была нипочем, он быстро скрылся в густом подлеске из колючей иглицы. Выйдя на каменистый берег горной реки, скудеющую летом до хилого ручья, Вадим зашел в небольшую запруду, давая разгоряченным ногам остыть. Юля последовала его примеру и намочила водой шею и плечи.
— Ты обратил внимание, что небо уже не такое насыщенное? — спросила Юля, подняв голову и посмотрев на небо, намокшая от воды футболка облепила ее тело как купальник.
— Не-а, — Вадим тоже бросил взгляд на облака. — Вроде каким было, такими и осталось.
— Да нет же. Посмотри, то оно было цвета сирени, а сейчас как будто водой разбавили.
— Ну тебе виднее. Я, честно, не присматривался. Да и какая разница, — Вадим еще раз плеснул холодной водой в лицо.
— Ну, если это с вирусом связано, то, как только небо вернет свой цвет, все в норму вернуться должно.
— Юль, в норму уже точно не вернется.
Девушка молча вздохнула и вышла на берег. Гуляли около получаса, ждали пока Султан сделает свой дела и вдоволь набегается. За все время прогулки ни встретили ни одного человека. Хотя Вадим уже перестал обращать на это внимание, запустение начало входить в привычку.
Глава 4
Стив
8.22 по московскому времени.
Почти не спал. Самочувствие улучшилось, но каждые полчаса бегал в туалет, прямо как брат деда, дядя Скотт, страдавший на старости от простатита. Под утро низ живота тянуло, как будто тягал тяжести и надорвался. Очень хотелось позвонить Дез, но в Хьюстоне ночь, и если ей удалось, она скорее, всего спала. С родителями и братьями связаться не удалось, даже в Фейсбук они заходили только позавчера. Ноутбук открывать не хотелось, кроме негатива из интернета ничего не почерпнешь, а его и так хватало. Аппетита нет, через силу запихнул в себя пару тостов с ветчиной и сыром. Пил много, во рту скрипело, как после знатной попойки, даже стакан, выпитый залпом, не мог унять эту жажду.