Сотрудник встал, оказавшись, кстати, не таким уж маленьким, как это представлялось поначалу, и направился прямиком к плакату, на котором бдительная работница в платочке прижимала палец к губам. Антон двинулся следом. Человек из Конторы что-то вынул, нажал — и бетонная плита вместе с укрепленной на ней агиткой, заурчав, провалилась на полметра в стену, потом уехала вправо.
Открылся подземный ход.
Шагать пришлось довольно долго. Мелкие белые лампы на потолке вспыхивали, стоило к ним приблизиться, и гасли за спиной.
— Ничего себе… — пробормотал Антон. — Как это вы так сумели прокопаться?
— Никто никуда не прокапывался, — буркнул идущий впереди. — Все было изначально заложено в проекте.
— То есть музей… тоже ваша работа?
— Отчасти и наша. А вы полагаете, местные и впрямь сумели бы отгрохать такое в складчину?
Полет над нейтральной зоной занял едва ли не меньше времени, чем пеший переход по бетонному коридору до аэростоянки. Геликоптер, к удивлению Антона, ожидавшего увидеть грандиозный десантный двухвинтовик, оказался скромненьким, четырехместным. Неужто беглеца ловили всего трое сотрудников, считая пилота? Как-то даже обидно… Или Контора обладает таким авторитетом, что можно и в одиночку навести панику на целую резервацию?
Город вспучивался горбом от окраин к центру. Да, сильно он изменился, сильно: сплошной частокол небоскребов.
Вертолет взмыл над башней, издалека напоминавшей вонзенный жалом в землю граненый карандаш, после чего плавно опустился на плоский шестиугольный торец, сервированный десятком летательных аппаратов.
Колпак откинули — и Антон как будто снова попал в облаву. Или в логово вице-мэра, когда отшибленный меломан упивался там хитами Иоганна Себастьяновича. Вой и грохот вздымались, пульсируя, со дна улиц — узких прорезей между зданиями. Да, пожалуй, Громовица права — в городе жить невозможно…
Однако стоило очутиться в лифте, стало тихо. Почти как в коридорах мэрии. И в скромном кабинетике, куда препроводили Антона, — тоже.
Невзрачный сотрудник был настолько любезен, что предложил воспользоваться кофейным автоматом, который, впрочем, мог выдавать и печеньки. От печенек Антон отказался, а кофе взял. Позавтракать он, разумеется, не успел, но события этого безумного утра отбили аппетит напрочь. Перекладывая горячий пластиковый стаканчик из руки в руку, беглец из прошлого обреченно ждал начала беседы.
В широком окне синело небо. Бог знает какой этаж: ни крыш, ни проводов, ни птиц, ни даже насекомоподобных беспилотничков — одно лишь причудливо размытое облачко, напоминающее трагическую театральную маску.
А хозяин кабинетика, будто нарочно выматывая душу, все водил и водил пальцем по своему планшету, что-то, видно, считывая.
— Чего вы хотите? — не поднимая глаз, осведомился он.
— Вы это… мне?.. — поразился Антон.
— Вам, Антон Антонович, вам.
— Очень мило! Вы перехватываете меня в музее… везете сюда, ничего не объясняя… И теперь спрашиваете, чего я хочу?!
— Именно так, — сухо отозвался сотрудник. Отложил планшет, бегло взглянул на задержанного. — Мне нужно точно уяснить, с какой целью вы к нам пожаловали… Вернее, с какой целью — мне известно. С благородной целью спасти свою шкуру. Но вы здесь уже третий день. За это время ваши планы могли измениться…
Треплев попытался собраться с мыслями.
— Простите… А что вы обо мне вообще знаете?
— Все, — безразлично отозвался тот. — Из того, что имеет для нас интерес, — все.
— Про машину времени, например? — не удержался Антон.
Что-то вроде улыбки покривило краешек сухого рта.
— Ну, это-то как раз интереса не имеет…
— Вот как?
— Да, представьте.
— А-а… — догадался Антон. — Запатентована, но никому не нужна?
Человек из Конторы потер кулаком переносицу.
— Нет, — с выражением бесконечного терпения на страдальчески скукожившемся лице произнес он. — Не запатентована. А что никому не нужна — это вы верно. Какой смысл лезть в будущее, если не сможешь оттуда вернуться?
— Но… не запатентована-то почему?
— Не сработала.
Треплев в изумлении взглянул на сотрудника и недоверчиво засмеялся.
— То есть как это не сработала?.. Вот же я, перед вами…
— Попробую объяснить… Когда Ефим Григорьевич Голокост спросил вас, на сколько точно лет в будущее, что вы ему ответили?
— На двадцать…
— Правильно, на двадцать… Вы собственноручно установили на временнóй шкале двадцать лет, Голокост нажал кнопку — и ничего не произошло.
— Т-то есть… как?.. Я же…
— Помолчите, — утомленно попросил сотрудник. И продолжал: — Изобретатель решил, что машина, образно выражаясь, недостаточно дальнобойна. Попробовал задать десять лет. Нажал. Результат — тот же…
Треплев снова дернулся возразить, но был остановлен властным движением руки.
— Третья попытка. Пять лет. И снова неудача. Как был Антон Антонович Треплев в настоящем, так в нем и остался… Ну и что там, спрашивается, было патентовать, если не работает?
Рискуя обжечься, Антон выпил кофе в три жадных глотка.
— А пять лет спустя, когда Ефима Григорьевича уже не было в живых, внезапно выяснилось, что он, как всегда, соорудил не совсем то, чего хотел… — Сотрудник всмотрелся в лицо Антона. — Еще кофе?