Эоловы арфы

— Никаких "но"! — решительно пресек Энгельс. — Не выпить по такому поводу — значит оскорбить самое идею свободы, оказаться в одной компании с Кавеньяком и Врангелем, Виндишгрецом и Николаем Первым. Вы этого хотите?

— И где же ты предлагаешь это осуществить? — оживился Д'Эстер.

— Лучшего места, чем "Доннерсберг", нам не найти! — Энгельс потер руки в предвкушении хорошего ужина. — А где Молль? Надо его тоже позвать.

— Увы, — отозвался Д'Эстер, — он уже уехал по тому заданию, на которое ты его так неудачно провожал.

— Но он хоть знает, что я сегодня буду на свободе?

— Да. Он заходил ко мне сегодня, и я ему твердо обещал, что все будет в порядке.

— Жаль, что его нет. Но мы уж обязательно выпьем за его удачу!

Через полчаса они пошли в ресторан "Доннерсберг". Предоставленный им кабинет был невелик, но уютен и располагался в самом тихом и уединенном месте ресторана.

Сделав обстоятельный заказ, Энгельс попросил Д'Эстера и Шмитта поделиться с ним последними новостями. Новостей за три дня его отсутствия оказалось немало. Во-первых, семидесятилетний польский генерал Феликс Ракийе заменен на посту главнокомандующего пфальцскими войсками генералом Францем Шнайде, тоже поляком.

— Сколько ему лет? — спросил Энгельс.

— Да, видно, под шестьдесят, — прищурил правый глаз Д'Эстер.

— Черт знает что! — вспылил Энгельс. — Войны и революции — это дело молодых. А тут какой-то конкурс стариков, соревнование мафусаилов! Они хотят перехитрить природу, но это еще никому не удавалось. Ну а генерал-то он хоть настоящий или из вчерашних капралов?

— Кажется, настоящий, — неуверенно сказал Шмитт.

— Но вообще-то, у этих поляков не поймешь, — опять прищурился Д'Эстер. — У них и ефрейтор держится как генерал.

— Ну и как держится Шнайде?

— С очень большим достоинством! — Д'Эстер поднял указательный палец выше головы. — Первым делом он обзавелся гусарской венгеркой с трехцветными галунами…

— Чтобы представить себя пфальцским Кошутом, — кивнул головой Энгельс. — Но он хотя бы то взял во внимание, что Кошуту всего сорок семь лет — вот в наше время возраст зрелого полководца!

— А еще он уже издал множество приказов по войскам, — продолжал Д'Эстер. — Большая часть их касается военной формы, знаков отличия для офицеров и тому подобных вещей.

— Кроме того, — вставил Шмитт, — он обратился с призывом добровольно вступать в армию к стрелкам и кавалеристам, уже отбывшим срок службы.

— Да, — подтвердил Д'Эстер, — но с такими призывами обращались уже много раз, и все безуспешно… Что в его приказах есть ценного и дельного, так это повторение кое-каких толковых приказов и предложений, которые уже исходили от серьезных офицеров раньше, но до сих пор не осуществлены.

— Может быть, для их осуществления не хватало как раз генеральского авторитета? Может быть, теперь стрелки и кавалеристы толпами повалят под знамя Шнайде?

— Посмотрим, — сдержанно проговорил Д'Эстер. — Но как бы то ни было, а я надеюсь, что недостатки Шнайде будут перекрываться достоинствами Мерославского.

— Мерославского? — переспросил Энгельс — Людвика?

— Его самого. Разве ты еще не знаешь, что он окончательно утвержден главнокомандующим над всеми войсками Пфальца и Бадена?

— Откуда же мне знать?! Это добрая весть. Ведь раньше были одни слухи.

— Вот уж он-то удовлетворяет вполне вашему возрастному цензу, сказал Шмитт.

— Да, ему никак не больше тридцати пяти, — согласился Энгельс. — Но дело же не только в этом. У него все же есть кое-какой опыт.

Между тем ужин что-то запаздывал. Потеряв наконец терпение, Энгельс встал из-за стола:

— Господа, пойду узнаю, в чем дело. Я умираю от голода.

Он вышел из кабинета и вернулся минут через десять довольный и сияющий:

— Все в порядке! Расстегните пуговки на животе, друзья!

Действительно, лакей с обильно уставленным яствами подносом не замедлил явиться. Когда, переставив все на стол, налив в бокалы вино, он удалился, Энгельс вдруг недоуменно пожал плечами:

— Может быть, я, конечно, ошибаюсь и моя интуиция меня обманывает, но мне все-таки кажется, что в соседнем кабинете находится не кто иной, как его превосходительство генерал Шнайде.

— С чего ты взял? — Д'Эстер уже поднимал бокал с вином и остановился.

— Я шел сейчас мимо, дверь была приоткрыта, я нечаянно взглянул, вижу — сидит наедине с дамой хорошенький толстячок, в гусарской венгерке, эдакий бонвиван, боящийся упустить свои последние возможности… Мне почему-то показалось, что это именно господин главнокомандующий. Уж очень все было похоже на то, что ты рассказывал…

— Не может быть! — Д'Эстер поставил бокал. — Неужели он находит возможным… Пойду взгляну! — Он вернулся очень скоро со смешанным выражением веселости и негодования на лице. — Представь себе, ты прав! И даже не обеспокоен, чтобы плотно прикрыть дверь!

— А, черт с ним! — махнул рукой Энгельс и засмеялся. — Выпьем же наконец! Не каждый день мне удается ужинать в обществе министров!

— И мы не каждый день ужинаем с человеком только что из тюрьмы, отвечал Д'Эстер.