Когда первое ядро ударило о землю, Энгельс не сразу понял, что произошло: ему показалось, где-то невдалеке почему-то вдруг надломилось крупное дерево. Осознав через мгновение происшедшее, он чуть заметно побледнел, но Виллих крикнул ему, призывая, как равного, наблюдать за необстрелянными ополченцами. И он стал наблюдать, позабыв о себе, и ему уже словно некогда было трусить или волноваться. И даже когда одно ядро угодило прямо в дерево, за которым он стоял, оглушив и осыпав листьями да сухими сучьями, Энгельс и тогда продолжал внимательно наблюдать за ополченцами, спокойно улыбаясь Виллиху.
Обстоятельно изучив поле боя, Виллих, Энгельс и капитан, показавший себя таким молодцом накануне, устроили тут же, за деревьями, небольшой военный совет, на котором разобрали вчерашнее сражение и наметили, что следует предпринять против крепости в ближайшие дни.
Затем они вернулись в Бельгейм, оттуда - в Оффенбах, и везде Энгельс знакомился с отрядом - с его людьми, делами и нуждами. Это затянулось до вечера. Можно было бы пораньше лечь спать, чтобы завтра пораньше встать и отправиться в дорогу, но Энгельс видел, что положение с боеприпасами в отряде катастрофическое, что медлить нельзя, и решил ехать сейчас же, в ночь. Возница с не очень-то резвой кобылкой, предоставленной в распоряжение Энгельса, оказался трусоватым малым, он долго отказывался ехать ночью. Пришлось прикрикнуть на него. Он подчинился с крайней неохотой. А когда наконец выехали, то вскоре обнаружилось, что дорогу он знает нетвердо. Несколько раз они сбивались с пути, но и тогда возница не торопил лошадь, чтобы наверстать упущенное время.
- Если ты, саботажник, не будешь погонять, - пригрозил разозлившийся Энгельс, - я оставлю тебя здесь в ночном лесу одного и уеду.
Угроза подействовала, но ненадолго. Минут через двадцать лошадь снова поплелась шажком. Тогда Энгельс отпихнул возницу, взял у него вожжи и стал править сам. Дело пошло веселее.
- А ты спи, бездельник, - бросил Энгельс через плечо. - Все равно дороги не знаешь.
Возница ничего не ответил. Ему было страшно, но вскоре он все-таки уснул.
Часа через два лес кончился. В поле было светлее. А еще через полчаса справа стало брезжить, и где-то впереди послышалось пение петухов. Если это в Майкаммере, то, значит, больше половины дороги до Нёйштадта уже позади. У самого въезда в селение послышались какие-то возбужденные и, кажется, пьяные голоса. Возница моментально проснулся. Вот в рассветных сумерках впереди показалась медленно бредущая толпа с ружьями и косами. Завидев Энгельса, они поспешно стали хвататься за оружие.
- Кто такой? - послышались выкрики.
- Где командир? - спокойно ответил вопросом на вопрос Энгельс.
Командир явился, он ехал на повозке где-то позади. Это был молодой и, видимо, очень перепуганный человек.
- Я начальник штаба отряда Виллиха, - представился Энгельс и показал полученное вчера удостоверение. - Что вы за люди и куда идете?
Оказалось, это отряд народного ополчения, вышибленный пруссаками первым же ударом из Хомбурга. Он отступил на Цвейбрюккен, затем на Пирмазенс, по скверным дорогам преодолел горы и вот наконец вышел в прирейнскую долину, надеясь соединиться здесь с основными силами армии.
- Из Цвейбрюккена вы отошли тоже под напором неприятеля? - спросил Энгельс.
- Нет, пруссаки еще не подошли, - командир замялся, - но...
- Значит, просто бежали, - все понял Энгельс. - Ну а из Пирмазенса?
Командир снова замялся и вдруг вместо ответа на вопрос брякнул:
- Мы везем с собой четыре пушки. Мы спасли их от врага. Если бы не мы...
- Пушки? - усмехнулся Энгельс. - Прекрасно! Но вы на всем пути от Хомбурга хоть раз видели пруссаков? Хоть раз они пальнули по вашим сплоченным рядам?
- Нет, мы их не видели, - наконец-то без уловок ответил командир, но тут же снова напустил тумана: - Однако нет никаких сомнений, что они идут буквально по нашим следам. Признаться, когда мы увидели вас...
- Приняли за неприятельский авангард? - бесцеремонно перебил Энгельс. - Ах, вояки, вояки! Хорошо еще, что из всех четырех пушек по мне не пальнули... А вы видите, - он резким жестом указал на толпу, - что у вас много пьяных. Кто же пьет в такую рань? Да еще в уверенности, что неприятель у тебя на хвосте? И тон дурной, и служба плохая.
- Ну, выпили... - беспомощно промямлил командир.
Не попрощавшись, Энгельс стегнул лошадь и стал обгонять отряд. Когда выехали из Майкаммера, уже совсем рассвело. До Нёйштадта оставалось каких-нибудь семь-восемь километров, и дорога дальше была все время прямая. Энгельс передал вожжи вознице и прилег на сено, пытаясь хоть немного уснуть. Но не спалось. Из головы не шли только что встреченный отряд и его командир. Было ясно, что это - первая ласточка всеобщей паники и отступления. Может быть, уже бесполезно ехать в Кайзерслаутерн? Может быть, и там уже готовятся к бегству, не дав боя?