Энгельс представился. Перестав жевать, генерал внимательно всмотрелся в лицо пришедшего, ему казалось, что он где-то встречал его. "Где? Когда? Где? Когда?" - так и прыгали в его глазах вопросы. Энгельса подмывало крикнуть: "Да в ресторане "Доннерсберг"! Всего несколько дней назад".
- Садитесь.
Пока они разглядывали друг друга, в кабинет вошел дежурный офицер и подал главнокомандующему какую-то бумагу. Тот обратился к ней лишь после того, как очистил тарелку. Вскрыв бумагу и прочитав ее, Шнайде закачался в кресле, причитая:
- Ах, какие негодяи! Какие злодеи! И это немцы!
- Дурные вести, генерал? - сдержанно поинтересовался Энгельс.
- Донесение с северного участка...
Энгельс едва поверил своим ушам: в этом хаосе еще кто-то шлет главнокомандующему донесения!
- Из Кирхгеймболандена...
- Начальник штаба мне говорил, что там идет упорный бой.
- Да, шел бой. Теперь он кончен. Семнадцать человек наших волонтеров попали в плен. Их тут же привязали к деревьям Дворцового сада и расстреляли... Это ужасно! Я такого не ожидал.
- А чего же вы ожидали, генерал? - тихо сказал Энгельс, снова так отчетливо увидев и Дворцовый сад, и капитана Сакса. - Взбесившаяся контрреволюция, ваше превосходительство, способна на все.
- Это ужасно! - повторил Шнайде, отирая салфеткой жирные губы. - Они за это поплатятся! О, как они поплатятся!
- Генерал! - сказал Энгельс, которому надоело созерцать жующего и стенающего полководца. - Каковы будут ваши указания отряду Виллиха?
- Виллиха? - Шнайде скомкал салфетку и бросил ее на стол. Передайте, во-первых, что я верю в этот отряд и в его командира.
- Прекрасно. Что еще?
- Еще передайте, чтобы они были начеку.
- Великолепно. Еще?
- Еще? Это все! Ну и, конечно, надо действовать, как действовал Кошут.
Энгельс поднялся, посмотрел сверху вниз на сидящего Шнайде. Ему ужасно захотелось щелкнуть по лбу лысого генерала. Едва сдерживая себя, он небрежно кивнул, повернулся и вышел.
Шагая по ночной дороге за груженной боеприпасами телегой, Энгельс был мрачен. Боже мой, думал он, вспоминая Шнайде, есть ли предел человеческой глупости и безответственности! На землю Пфальца вторглось сейчас не менее тридцати тысяч пруссаков с многочисленной артиллерией и кавалерией. А повстанцев, беспорядочно сбившихся в районе Нёйштадта, не более пяти тысяч. И вот руководитель этих почти полностью деморализованных пяти тысяч еще грозит, что заставит противника поплатиться! Он хорохорится, хотя совершенно ясно, что сегодня между войсками принца Вильгельма и корпусом генерала Хиршфельда, наступающими с севера по Рейнской долине, и между Нёйштадтом, где среди мятущихся пяти тысяч повстанцев он, их командующий, ест свой бифштекс, нет уже ничего, кроме отдельных отрядов, дезорганизованных и неспособных к борьбе. Если пруссаки захотят, они через тридцать шесть часов будут в Нёйштадте.
Энгельс ясно понимал, что убитые и расстрелянные в Кирхгеймболандене - только начало. Чем дальше, тем жертв и жестокостей будет все больше. Контрреволюция станет беспощадно мстить за страх, который она испытала.
Понимал Энгельс и то, что чисто военный опыт, который он намеревался обрести, будет здесь, по всей видимости, невелик, но он не жалел о своем решении остаться в восставшем Пфальце. Наоборот, это решение было ныне, как никогда ранее, твердым и осознанным, ибо сегодня он воочию разглядел всю безнадежность положения восставших, всю глубину пропасти, в которую они угодили со своими бездарными и безответственными руководителями, и теперь Энгельс видел свой революционный долг в том, чтобы в меру своих сил и способностей хотя бы уменьшить те жертвы и страдания, те муки и кровь, что выпадут на долю рядовых повстанцев.
В Майкаммер прибыли поздно вечером. Здесь надо было сменить и подводу, и охрану, так как лошадь с непомерной кладью выбилась из сил, времени для ее отдыха не было, а волонтеры, составлявшие охрану, под предлогом, что им надо вернуться в свои отряды, отказались сопровождать боеприпасы дальше. До самого утра Энгельс мыкался по Майкаммеру и ближним деревням в поисках новой подводы и охраны. Он выбился из сил и совсем было уже отчаялся, кай вдруг около полудня командир дислоцированного в Майкаммере отряда, к которому он обращался за помощью сразу по приезде, почему-то предоставил в его распоряжение и подводу, и охрану. Да еще какую охрану - пятнадцать человек! Это очень походило на то, что командир под благовидным предлогом хочет рассеять свой отряд ввиду надвигавшихся грозных событий, дабы обрести личную свободу от обязанностей и подвижность.
Энгельсу некогда было докапываться до истинных побуждений случайного благодетеля. Он тотчас принял и подводу, и охрану. Все пятнадцать волонтеров, составлявшие ее, оказались уроженцами глухих лесных районов горного Пфальца - неграмотные, диковатые и мрачные парни. Энгельс подумал: "Черт знает, то ли они будут тебя беречь, то ли ты должен сам от них беречься!" Но выбора, увы, обстоятельства не давали.