Эоловы арфы

Он бегло скользнул глазами по статье и остановился на заключительных строках. Довольно большой предпоследний абзац статьи, в котором рассказывалось, как Энгельс возглавил налет восставших на цейхгауз, в газете был заменен всего одной фразой: "Энгельс произвел затем еще рекогносцировку в окрестностях и, передав пост своему адъютанту, удалился из Эльберфельда". Вместо боевой операции по захвату оружия - всего лишь рекогносцировка... Это сделал, конечно, Маркс, не желая давать врагам еще одну, и такую тяжелую, улику, думая о будущей безопасности друга. Упоминание об адъютанте заставило Энгельса улыбнуться. Ну какой там адъютант! Он сам числился адъютантом коменданта Мирбаха. А как величественно сказано: "удалился из Эльберфельда"... Даже в такой напряженной обстановке Маркс беспокоился не только о его безопасности, но и о престиже.

Он положил газету и взглянул на Даниельса. Откинув голову на спинку кресла, тот спал.

- Роланд! - негромко произнес Энгельс.

Осторожно встав из-за стола, он пошел к двери, чтобы позвать Амалиго. Ее не сразу удалось найти. Она оказалась на кухне. Стояла у окна и судорожно прижимала к губам платок. Видимо, ее тошнило.

- Что с вами? - встревожился Энгельс.

- Ничего, ровным счетом ничего, - покраснела Амалия. - Сейчас все пройдет.

"Как же я не заметил раньше! - укоризненно подумал Энгельс. - Ведь это так естественно: год, как они женаты".

Узнав, что муж уснул в кресле, Амалия не удивилась:

- Он ужасно устал. У него сегодня была сложнейшая операция. Почти пять часов простоял у операционного стола.

В прихожей раздался звонок. Это был Маркс. В руках он держал две большие связки книг.

- Что это? - спросил Энгельс, после того как гость поцеловал руку хозяйке и обменялся крепким рукопожатием с ним.

- Часть моих книг. Всего будет томов четыреста. Хочу оставить их у Даниельса.

- Что это значит? Почему оставить?

- Где Роланд? Пойдемте в кабинет, там я расскажу все по порядку...

Узнав, что Даниельс задремал от усталости в кресле, Маркс решительно возразил Амалии, желавшей разбудить мужа:

- Ни в коем случае. Пусть спит. Нам он не помешает, а мы ему тоже.

В кабинете друзья сели на большой кожаный диван подальше от спящего Даниельса.

- Ну, как ты съездил? - нетерпеливым полушепотом спросил Энгельс.

- Съездил я неважно, точнее, просто скверно, - махнул рукой Маркс. Осенью из поездки в Берлин и Вену, ты помнишь, я привез две тысячи талеров. И каких! Данных друзьяхми безвозмездно. А сейчас... В Хамме триста талеров пожаловал мне Хенце, в Гамбурге на пятьдесят талеров расщедрился Фриш. Оба члены Союза коммунистов, но ни тот, ни другой не пренебрегли, канальи, письменным поручительством.

- И это все?

- Еще я пытался подъехать к Ремпелю. Ведь, кажется, не прошло и трех лет, как он носился с планом основания коммунистического издательства, с намерением опубликовать наши сочинения. А сегодня Рудольф Ремпель человек с плотно застегнутыми карманами... Но все это, дорогой Фридрих, теперь уже не имеет большого значения.

- Как не имеет? - удивился Энгельс. - А на что мы будем издавать газету?

- Мы не будем больше издавать газету, - мрачно проговорил Маркс.

- В чем дело? - Энгельс невольно подался вперед.

- Дело, во-первых, в том, что, как и следовало ожидать, сегодня в редакцию и на твою квартиру являлись жандармы с приказом о твоем аресте за участие в эльберфельдских событиях. Дело, во-вторых, в том... - Маркс достал из внутреннего кармана сюртука сложенную пополам бумагу и протянул ее другу. - Это мне вручили вчера вечером.

Энгельс взял листок, развернул и прочитал:

"Королевскому полицей-директору г-ну Гейгеру, здесь.

В своих последних номерах "Новая Рейнская газета" выступает все более решительно, возбуждая презрение к существующему правительству, призывая к насильственному перевороту и установлению социальной республики. Поэтому ее главный редактор доктор Карл Маркс должен быть лишен права гостеприимства, столь оскорбительно им нарушенного, а так как им не получено разрешение на дальнейшее пребывание в землях прусского государства, ему должно быть предписано покинуть таковое в течение 24 часов. В случае, если он добровольно не подчинится предъявленному ему требованию, он подлежит принудительному препровождению за границу.

Кёльн, 11 мая 1849 г.

Королевское окружное управление

Мёллер"

- Наглецы! - сквозь зубы прошептал Энгельс. - Они все-таки смеют подходить к тебе как к иностранцу!

- И не только ко мне, - горько усмехнулся Маркс. - Веерту и Дронке тоже предписано покинуть Пруссию, как лицам, не имеющим прусского подданства. Ну а если добавить, что против Фердинанда Вольфа и против Лупуса возбуждаются судебные дела, а взятый под стражу Корф все еще в тюрьме и его отказываются выпустить под залог, то станет совершенно ясно газете пришел конец.

- А чем ты объясняешь, что решение, принятое одиннадцатого, они довели до твоего сведения только шестнадцатого?