Енот-потаскун

Подъехало такси.

— Иди домой, Наташ, — сказал я. — Отвезу ее и вернусь.

Она молча кивнула и пошла к парадной.

За полчаса, пока мы ехали до ее дома, Ира не сказала ни слова. Чему я был только рад. Все, что мог сказать я сам, осталось на ментальном уровне. И очень нецензурно.

— С кем ты живешь? — я подтащил ее к парадной. Такси осталось ждать на тот случай, если дома никого нет. Тогда бы я отвез ее в ближайшее отделение полиции.

Ира не ответила, и я набрал на домофоне номер квартиры.

— Кто там? — испуганно спросил женский голос.

— Я вам Ирину привез.

Дверь пискнула. Мы зашли, поднялись пешком на третий этаж. Наверно, у мамы за это время случился микроинфаркт. Она стояла в дверях, в халате, рядом папа в спортивном костюме. Впихнув Иру в квартиру, я коротко рассказал им о том, что произошло.

Возможно, это было жестоко, но ситуация вышла из-под контроля. Ира и так создала мне нехилую проблему, и я вовсе не хотел, чтобы все стало еще хуже. В конце концов, почему я должен был с этим разбираться? Это их забота, а не моя.

Родители ошарашенно переводили круглые глаза с меня на нее и обратно. В завершение пришлось пообещать: если их убитая из пушки в голову доченька еще раз попадется мне на глаза, я постараюсь, чтобы она оказалась в дурке. Конечно, возможностей таких у меня не было, но главное — сказать пострашнее.

На обратном пути даже думать не хотелось о том, какой разговор предстоит с Наташей. Потому что ничего хорошего не ждал. И как в воду смотрел.

Она сидела в комнате на диване, в сапогах и вечернем платье. На коленях пристроился Тошка, оставляя на синем бархате клочья шерсти.

— Наташ…

Я сел рядом, обнял ее за плечи. Она молчала.

— Ну скажи хоть что-нибудь. Что я должен был делать?

— Антон… — она покачала головой, — я так больше не могу. Меня достали твои бабы!

— Что?! — словно водой ледяной окатило. — Какие мои бабы? Ты о чем вообще?

— Какие? — она сощурилась, и я вдруг вспомнил, как с таким же видом она сказал дурацкую фразу, что блядей я могу искать в другом месте. — Сначала одна на меня пялилась и разве что в голос не ржала. Потом другая трогательные письма присылала — как ей меня жаль, что с тобой связалась. Теперь эта. Узнала как-то, где я живу. Что дальше? Следующая мне бомбу в машину подложит? Или кислотой обольет?

— Не понял, кто тебе письма присылал? — обалдел я. Ничего себе новости!

— Вика твоя. Которую мы на Чайковского встретили. Сообщения ВКонтакте.

— Могла бы и сказать.

— Да? — усмехнулась Наташа. — А зачем? Ты, как выяснилось, мне тоже далеко не все говоришь.

Крыть было нечем. Не объяснять же, что искал подходящий момент. Так себе аргумент. И я вдруг почувствовал, что тоже так больше не могу. Все, что копилось, наконец прорвало. Кого я ненавидел сейчас больше: себя или ее? Трудно сказать.

Тошке не понравился разговор на повышенных тонах, и он настороженно заворчал.

— А ну брысь отсюда! — рявкнул я. Он спрыгнул с дивана, обиженно курлыча, и поплелся на кухню.

— Когда мы обо всем этом разговаривали, Наташа, в самом начале, — я встал, уже готовый уйти, — выбор был за тобой. Тогда еще не поздно было сказать «извини, но нет». Ты обо всем знала.

— Ты прав. Надо было сказать еще тогда.

Она нагнулась, уткнувшись лбом в колени, и последние слова прозвучали глухо, едва слышно. Я посмотрел на нее, отчаянно сражаясь с желанием присесть на корточки, погладить по голове… и пошел в прихожую. Одевался медленно, как будто ожидая — вдруг выйдет, остановит. Что-то звякнуло, выпав из кармана куртки.

Ключ. Я сделал его две недели назад. Хотя мы и не планировали пока жить вместе. Без всякого пафоса. Зашел в мастерскую и заказал дубликат. Все собирался прицепить на общую связку и забывал.

Еще несколько секунд колебаний. Поднять, нет? А потом просто вышел и захлопнул дверь.

К ночи подморозило, а у меня под курткой был легкий костюм, да и туфли почти летние, в расчете на ресторан. Но я целый час шел пешком, тупо, ни о чем не думая. В голове воцарился космической вакуум. Что произошло, что будет дальше — ничего. У прохожего стрельнул сигарету, один раз затянулся, выбросил.

Только дома сообразил, что замерз до хрустального звона. Хотел набрать ванну погорячее, но вспомнил, как мы с Наташей забирались в нее вдвоем и долго лежали, молча передавая друг другу бокал вина. «Нирванна», — так она говорила. Последний раз мы были у меня, когда ездили к ее маме.

Воспоминанием резануло до дрожи, даже зубы застучали. Долго стоял под горячим душем. Хотелось плакать, но слезы не шли. Ну как же, мальчики не плачут. Такое со мной уже было. Тогда я тоже поставил точку сам. Просто ушел.

Ничего. Все к лучшему. Для всех. Это пройдет. Всегда проходит. Как говорят, с бедой надо ночь переспать. Все равно у нас ничего бы не вышло. Лучше сейчас. Нет, лучше было бы вообще ничего не начинать.

Полночи я бродил по квартире, ложился, снова вставал. Пил коньяк — как будто воду, не брало. Не хотел вспоминать, но все равно лезло. То одно, то другое. Как все у нас было. Так остро, так больно. И уже под утро, когда все-таки начало тянуть в сон, прилетела ехидная мысль: