Эннеады

31. Так как все существующее имеет красоту от света того Существа, которое прежде и превыше всего, - так как и ум имеет от него блеск интеллектуальной энергии, которой сам в свою очередь освещает природу, и душа имеет жизнетворную силу, потому что от него же как бы изливается в нее неисчерпаемая полнота жизни, то вполне естественно, что и ум обращен к нему и в этом обращении к нему, в пребывании с ним и в нем сам блажен, и душа обращена к нему, насколько это для нее возможно, и в познании, в созерцании его имеет источник восхищения и наслаждения. Душа даже не может созерцать его без изумления и восторга, так как сознает, что и в самой себе имеет нечто от него; это же сознание с другой стороны влечет ее, принуждает искать лицезрения его, подобно тому как портрет любимого отца возбуждает желание видеть самый оригинал. Подобно тому как здесь на земле влюбленные обыкновенно стараются всячески приобрести сходство с предметом своей любви, и телом стать красивее, грациознее, и душевно стать лучше, не быть например, ниже предмета любви ни в умеренности, или скромности, ни в другой добродетели, чтобы не быть им отвергнутыми, чтобы достигнуть его взаимности, так и душа действует в своей любви к тому Верховному Существу /Благу/, которое от начала внушает ей эту любовь к себе. Всегда расположенная питать эту любовь, она не дожидается, пока здешняя /чувственная/ красота не возбудит в ней воспоминания /о том, что составляет истинный предмет ее желаний, о Благе/, а быв исполнена этой любовью, она хоть и не знает ясно, что собственно иметь хочет, все же постоянно ищет одного, стремится всеми своими желаниями к одному /к Благу/, оставляя вне своего внимания все здешнее: видя все красоты этого /чувственного/ мира, она относится к ним с подозрением /как к сомнительным/, ибо усматривает, что они тут соединены с телами, облечены в телесные формы, загрязнены своим помещением /в материи/, разделены, разбросаны в пространстве; она поэтому никак не может признать их за истинные, истинно-сущие красоты, ибо никак не может допустить, чтобы истинные красоты могли валяться в грязи телесной, выпачканные до неузнаваемости; а когда кроме того она видит, что эти /телесные/ красоты суть изменчивые, текучие, тогда она вполне убеждается, то если и есть в них нечто /сообщающее всем им красоту/, то это нечто притекает /к ним свыше/. Тогда она всецело туда же /в мир ноуменальный/ устремляется, чувствуя себя в силах обрести то, к чему полна любовью, и не перестает истекать, пока не обретет, лишь бы ничто не ослабило и не отняло у нее этой любви. А достигши туда, она там зрит все истинные красоты, все истинно-сущее, в этом созерцании сама укрепляется, наполняется жизнью истинно-сущего, сама становится истинно-сущею, и в этой непосредственно близости истинно-сущего сознает обладание тем, которого доселе искала.