«Энигма». Как был взломан немецкий шифратор

Но больше всего Уэлчмена беспокоило, как бы немцы не сделали далеко идущих выводов относительно возросших дешифровальных возможностей Англии: «Если противник в конце концов сообразит, что мы читаем шифрпереписку люфтваффе и сухопутных войск, наши шансы продолжить ее чтение в обозримом будущем станут практически нулевыми. Что еще хуже, шансы на успешное продолжение чтения военно-морской переписки станут столь же малы, и нет нужды останавливаться на последствиях, к которым приведет подобная катастрофа. Меры, которые немцы предпринимают для защиты своих сообщений, передаваемых по радио, настолько совершенны, что я сомневаюсь в возможности добиться каких-либо положительных результатов без дешифрования. Немцы прекрасно это осознают, а если они еще узнают, что 1) мы придаем огромное значение перехвату сообщений сухопутных войск и люфтваффе, 2) мы многое знаем о немецкой системе радиосвязи, которая используется для передачи таких сообщений, то они должны догадаться, что нам удалось взломать «Энигму», и одной только догадки будет вполне достаточно, чтобы принять эффективные контрмеры».

Забота о том, чтобы сохранить в тайне взлом модификаций «Энигмы», используемых сухопутными войсками и люфтваффе, была вызвана осознанием важности той роли, которую эти шифраторы играли в военных действиях на севере Африки. Особенно это касалось «Энигмы» сухопутных войск. Хотя процедура шифрования сообщений с помощью «Энигмы» и в военно-воздушных силах Германии, и в ее сухопутных войсках была примерно одинакова, «сухопутная» «Энигма» была более стойкой. Поэтому в самом начале Второй мировой войны ее удавалось взламывать крайне редко. Однако к началу английской наступательной операции в Северной Африке в середине ноября 1942 года в Блетчли-Парке смогли наладить регулярное чтение шифровок сухопутных войск, что позволило получать довольно точные данные о передвижениях немецких войск в этом регионе.

Беспокойство Уэлчмена разделяли далеко не все, кто был в курсе успехов, достигнутых английскими криптоаналитиками. В первую очередь это касалось Густава Бертрана, начальника французского дешифровального центра. После оккупации Франции возглавляемый им центр переехал из Парижа в поместье Фузее на юге Франции. Бертран настаивал на получении доступа к ключевым установкам «Энигмы», которые вскрывались в Блетчли-Парке.

15 июня 1941 года Деннистон письменно изложил свои соображения относительно того, как следовало вести себя с Бертраном:

«Если он захочет заполучить дешифрованные тексты телеграмм, то мы будем вынуждены отказать ему, поскольку рискуем их скомпрометировать. Пусть он занимается дешифрованием материала, который сам и перехватывает. Мы не посылали ему ключевые установки, начиная с 23 марта, и будет крайне нежелательно, если мы пошлем ему текущие ключевые установки. Я предлагаю ответить ему, что в настоящее время мы испытываем непреодолимые трудности при вскрытии ключевых установок…

Я считаю, что нам вряд ли следует отвечать на его запрос… который означает, что он хочет получить от нас все, чтобы прибегнуть к нашей помощи в случае успешного немецкого вторжения на юг Франции…»

В декабре 1941 года Деннистон получил новое письмо от Бертрана. В нем говорилось: «Вам действительно не удалось добиться успехов с «Энигмой» или Вы не хотите делиться этими успехами?.. Уверяю Вас, мы здесь трудимся в полной безопасности».

Позиция Деннистона в этом вопросе не выдерживает никакой критики.

Если он действительно хотел сохранить достигнутые успехи в тайне, то вообще не следовало посылать Бертрану никакие ключевые установки, в том числе и устаревшие. Да и дело было вовсе не в ключевых установках. Самую большую опасность представляли сам Бертран и польские криптоаналитики, которые после поражения Польши бежали во Францию и нашли приют в поместье Фузее. Они были в курсе событий, происходивших в Блетчли-Парке. В случае успешного вторжения на юг Франции немцы, скорее всего, арестовали и допросили бы Бертрана вместе с другими сотрудниками французского дешифровального центра. И тогда вряд ли что помешало бы немцам узнать обо всем, что касалось их шифратора.

Операция «Лучник»

В годы Второй мировой войны английский дешифровальный центр в Блетчли-Парке стал настоящим прибежищем для разного рода чудаков, клоунов и людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Как рыба в воде чувствовал себя в Блетчли-Парке гомосексуалист Алан Тьюринг. Весьма эксцентричным поведением отличался и руководитель «итальянской» секции дешифровального центра Дилли Нокс. Но особенно странно вели себя сотрудники секции, занимавшейся взломом флотского ручного шифра (ФРШ), который использовался небольшими немецкими судами и подводными лодками, не оснащенными «Энигмой».