— Ну, куда хватил! — Харлов снова улыбнулся, на этот раз блекло. Сигарета потухла. На лице его, поросшем на скулах нежным темным пушком, сквозила легкая озабоченность.
«Холостой выстрел... — подумал Палин, тем не менее отметив — Что-то дошло...»
— И еще... — сказал он, прощаясь: — Запомни, что под решением о черной трубе я не подписывался...
Хотел еще сказать: «А Марьино помнишь? Соуши? Тихое озеро?.. Но нет, Харлов там не был... Да и я-то сам случайно туда попал...»
«Ладно... Увидим...» — подумал Палин, закрывая за собою дверь. Посмотрел вдоль коридора туда, где находилась приемная главного инженера. Пятерней сдвинул русый чуб влево. Как-то вымученно улыбнулся. Широко раскрытые серые глаза горели нетерпением. Он решительно направился к приемной. Им владело такое чувство, что если он сейчас же, сию минуту, не выложит Главному все, что у него накипело, то не то что не успокоится, места себе не найдет...
Да! Ему теперь все открылось. Ах, как ему все открылось! Вот же как все виденное и пережитое в жизни может внезапно поляризоваться, встать на свои законные места и заставить действовать. Не захочешь ведь, а будешь. Совесть не позволит иначе... Так думал Палин, подбадривая себя.
Острая волна волос над воротником сзади еще более вздыбилась. Он сгорбился от неожиданного озноба. На широком открытом лице и в глазах — решимость.
Секретарша с любопытством посмотрела на него.
— Владимир Иванович, — сказала она. — Что это вы сегодня такой?.. — Глаза ее лукаво искрились.
В приемной, кроме них, никого не было.
«Какой это — такой?..» — Он смущенно улыбнулся.
И вдруг представил себя со стороны эдаким чудаком с вытаращенными глазами. Конечно, даже секретарша заметила...
«Да, да... Вполне законченный дурацкий вид... Ванька-дурак... Дон-Кихот из Ламанчи... — бичевал он себя, пряча вновь подступающую неуверенность. — А может, зря?.. Детский лепет?.. Акт рабочей комиссии подписан. Кто задержит пуск?.. Ты с ума сошел, Палин!.. — Но тут же твердо сказал себе: — Нет! Не зря! Не зря...»
— Алимов на месте?
— У себя... — ласково ответила секретарша. Продолжая улыбаться только глазами, прошла к шкафу походкой гусыни, колыхая массивными бедрами.
Палин вошел к Алимову, открыв две двери и миновав неширокий тамбур.
Кабинет Главного — четыре палинских. Метров пятьдесят пять. Во весь пол — темно-зеленый палас, крапленный черным. На стенах — технологическая схема в цвете на голубой батистовой кальке... «Смахивает на персидский ковер...» — мелькнуло у Палина.
Огромные фото реакторного и турбинного залов, картограмма активной зоны атомного реактора, тоже на голубой кальке и в цвете, напоминающая раскладку под вышивку ришелье.
Стол завален бумагами вразброс. Кажется, что Алимов сидит несколько выше положенного, словно у стула подставка.
«Если это продуманно, то ловко... — про себя отметил Палин, решительно проходя и садясь в кресло. — Подчиненный сразу видит, с кем имеет дело...»
— Я тебя слушаю, Владимир Иванович, — сказал Алимов и почти через весь стол наклонился к Палину, пожимая руку и непрерывно кивая малиновым лицом, полным подобострастия. Впечатление, будто нюхает воздух.
Лицо у Алимова плоское, сильно пористое, лоб низкий и, кажется, вот-вот зарастет волосами. Стрижка бобриком у самых бровей. Равномерный серебряный проблеск.
Палин в упор смотрел в глаза Алимову. В них вымученное выражение внимания, но какое-то застывшее, отрешенное.
«Декорация... — подумал Палин. — Через такую шторку внутрь не заглянешь...»
— Станислав Павлович!
— Я тебя слушаю, слушаю... — подбадривал Алимов. Голос глуховат.
— Я буду прямо... Без лирики... И ты, и я ведь работали на таежных объектах...
По лицу Алимова мелькнула тень, однако глаза стойко держали прежнее выражение. Он мелко кивал, дергая носом, будто вынюхивал, что же сейчас скажет Палин, и глухо подтвердил, дугообразно мотнув головой слева направо.
— Работали... Было дело... — И улыбнулся. Улыбка виноватая. — Бомбашку варили... Ну и что?
— Реакторы чем охлаждали?
— Речной водой напроток... Ну и что?.. Так то ж какое время было? Ничего не знали... Сам Борода не уберегся... Чего уж там... Внешняя дозиметрия в твоих руках была, тебе известно не хуже моего... Теперь ведь не так. Научились мерить активность...
— Научились, говоришь?! — Палин негодующе перевел дыхание. — А как же этот сброс в море?.. — «Серо, неубедительно... Разве этим его проймешь?.. Ему бы про Соуши, Порошино да Марьино... Но нет... Все это «давно и неправда»... Сегодня правда — это черная труба и готовность сбрасывать радиоактивную грязь в море...»
— Ты снова про эту трубу?! — удивленно воскликнул Алимов, нырнув головой уже справа налево, и выпрямился, отпрянув на спинку кресла. На этот раз глаза его выражали деланное негодование. — Тебе же ясно было сказано на оперативке: нормы радиационной безопасности нарушены не будут. Разбавление обеспечим... Контроль, разумеется, за тобой. Тут уж ты моя правая рука...