Энергеты всех стран, соединяйтесь!

– Не то, – покачал головой Михалыч. – Вот до нокаута да, было похоже, будто видел где-то или занимался когда-то давно. Пытался бить правильно, но постоянно срывался. А вот после… Если судить по движениям, он будто лет десять-пятнадцать уже тренировался, причем под руководством опытного наставника. Хорошо акцентированные удары ногами в голову, грамотные движения, и все это чисто на автомате. Ему будто мозги вырубило, и действовал Семен чисто на инстинктах, а когда приходил в себя, тут же все пропадало. Словно два человека в одном теле оказались. Или, точнее, неопытный пацан в теле опытного бойца. Хотя, с другой стороны, даже после инициации я могу сказать, что спортом Чеботарев не занимался от слова совсем. Так что хрен разберешь, что это такое.

– Два человека в одном теле, – всерьез задумался капитан, прежде чем продолжить. – Знаешь, я навел о нем справки. До недавнего времени Семен Чеботарев был самым обычным хулиганом и шпаной, с вполне ясными жизненными перспективами. Кража, зона, одна ходка, другая, и так всю жизнь. Но буквально дней пять назад все кардинально изменилось. Он реально будто стал другим человеком. Вроде не сильно изменился, но пить бросил, курить тоже, начал спортом заниматься. Порвал с дворовой гоп-компанией. Но ладно, можно сказать, что взялся за ум. Но пацаны говорят, в последний раз он песни пел, которые якобы сам сочинил. Блатные, но весьма неплохие, а главное, совершенно новые. А сегодня в школе для концерта на Первое мая написал еще одну, про комсомол. И я тебе скажу, что, если ее услышит кто-то из руководства, они костьми лягут, но эту песню протащат на самые верха. Очень правильная песня, идеологически верная и с посылом. Если бы специально не проверил, никогда бы не поверил, что ее написал шестнадцатилетний уличный хулиган. Слишком она… правильная.

– Повторяешься, – заметил внимательно слушавший его тренер. – Но я тебя понял. А что у него с социальными отношениями? Что он порвал с шайкой – это одно, а как с матерью дела, с одноклассниками? Они с Софией сегодня неплохо друг другу морды попортили.

– Стал вежливей, из речи практически маты пропали, но в целом всех узнает и все помнит, если ты об этом, – уточнил Тихомиров. – По поведению сказать, что в его теле поселился кто-то другой, все же нельзя. Да, изменения большие, даже, я бы сказал, фантастические, но в пределах допущений, если, например, предположить, что он раньше стихи писал, но никому не показывал.

– Ты сам-то в это веришь? – усмехнулся Михалыч. – Вот и я о том же. Нет, тут что-то другое, и сдается мне, я знаю, что это. Тебе сказать не могу, извини. Оно проходит по допуску «абсолютно секретно». Но это еще надо проверять, так что пока пацан остается на тебе, а я доложу наверх.

– Ну а в группу-то возьмешь его? – Капитан не расстроился, что не может получить нужную информацию, скорее обрадовался, хоть виду и не показал, ибо это могло стать хорошей ступенькой в карьерной лестнице, так что он был благодарен своему бывшему наставнику за возможность. – А то парнишка шебутной, как бы чего не учудил.

– Уже взял, – отмахнулся Орлов. – Неплохой материал, с ним можно работать. Если сам не бросит – пусть занимается, но не думаю, что это случится. Упертый он, как баран. На тебя чем-то похож.

– Ну, спасибо на добром слове, – рассмеялся Тихомиров, зная, как Михалыч ценит в учениках способность работать, несмотря ни на что, выкладываясь на сто процентов. – Кстати, где сейчас Семен?

– Настя его в порядок привела, хоть это было и непросто, так что в раздевалке лежит, – кивнул на стену тренер. – Скоро должен в себя прийти.

– Не завидую я ему, – вздрогнул, что-то вспомнив, Илья Демидович. – Ладно, спасибо за чай. Поеду, а то дел невпроворот.

– Давай, – махнул рукой Орлов, а когда дверь за гостем захлопнулась, снова включил запись. – Ну и что мне с тобой делать, засранец ты эдакий? Кто тебя так драться учил? Наверняка ведь папаша кого-то нашел. Но кого, вот в чем вопрос.

* * *

Я лежал на лавке в пустой раздевалке, пытаясь понять, что, собственно, произошло и как я тут оказался. Болело вообще все, что только могло болеть. Руки, ноги, лицо, пальцы, внутренности. Полное ощущение, что меня пропустили через мясорубку, а затем из фарша вылепили заново. Но при этом боль была такая, ноющая, хоть и сильная, и никаких повреждений я нащупать не смог. Даже нос был целым, хоть я четко помню кулак, влетающий в него. Это вообще последнее, что я помню.

Дальше идут какие-то обрывки, калейдоскоп из воспоминаний, где мы катаемся по полу с Эмином, он душит меня, обхватив сзади за шею, потом провал, и вот я уже рублюсь с Зевсом, тот проходит мне в ноги, подхватывает, падает сверху и начинает долбить по голове. После второго удара снова провал, ну и так далее, до какого-то момента, где наступает полная темнота. А потом бац! И лежу здесь… Я приподнялся на локтях… в чем мать родила.