Читаем Эмпузион полностью

После этого он представил им теорию, вычитанную у каких-то англичан, что, возможно, этим дополнительным измерением является мир мыслей, которые там обладают конкретной, материальной формой, но до нас они доходят только как феномены. Коллективный, групповой разум притягивает их сюда к нам и таким образом формирует "мыслеконфигурации", формы на пограничье духовного и материального миров, созданные групповыми страхами и надеждами.

- Что-то типа богов? – с невинной миной спросил Август, когда на лестнице появился Лонгин Лукас в пальто, наброшенном на не слишком свежую пижаму.

- Бог существует объективно, - сказал он и направился прямиком к пианино за рюмкой.

Сразу же за ним пришел Тило, тоже в пижаме, на которую набросил одеяло. Выглядел он довольно-таки жалко.

- Не могу спать, - сообщил он. – Потом услышал ваши голоса и решил к вам присоединиться.

Он получил рюмку наливки – все остальные тоже наполнили свои рюмки – а как только понял, о чем речь, то и Тило решил немножечко помудрствовать. Мужчины начали поучать друг друга, представлять свои точки зрения, словно бы перетягивали тему в свою сторону, как маловатое одеяло. Хорошо, что Войничу было абсолютно нечего сказать, так что не надо было и отзываться. По этой причине все обращались исключительно к нему, словно бы это он впоследствии должен был оценить их красноречие и знания.

- В настоящее время искусство считает, - начал Тило, - что представляемый предмет является всего лишь проекцией нашего разума, тем, что мы знаем о предмете, зато мы не имеем доступа к тому, как на самом деле он выглядит или чем является… То есть, даже традиционное искусство представлений, скорее, творит предметы, чем воспроизводит их истину в действительности. Тем самым, оно замыкает наш разум, вместо того, чтобы его раскрывать.

- Верно, молодой человек, - оживился герр Август. – То есть, наши согласованные проекции парализуют наше познание.

- Но уже современное искусство, прогрессивное, рожденное двадцатым веком, обладает гораздо большими амбициями. Оно желает выйти за рамки этих ограничений, совершить революцию в видении, желает увидеть вещи заново, с многих точек зрения одновременно. Кубизм, футуризм. Подобные течения не добираются до таких, как эта, дыр.

Тило, когда говорил с такой уверенностью, был красив несмотря на темный, горячечный румянец. После этого он начал перечислять каких-то людей, называя их великими художниками, которые навсегда изменят историю живописи: Делонэ, Кандинский, Леже, Фейнингер – то были любимые художники Тило. К сожалению, эти имена ничего никому не говорили.

Один лишь Лукас прокомментировал эту пылкую речь, причем, довольно иронично.

- То, что когда-то называли прогрессом, сегодня называют декадансом, - сказал он.

А потом начал свое:

Что нам следует иметь какой-нибудь оплот в том, что выстоит тысячи лет – в вере. Без веры мы, что те животные. Словно бестии (всегда при слове "бестии" Лука резко дергал головой, и его щеки тряслись, и по этой причине он был похож на разгневанного грызуна). Только лишь христианство защищает нас от того, чтобы мы все не бросились рвать глотки друг другу. Даже неверующие, говорил он, обязаны сделать определенное умственное усилие и, по крайней мере, притвориться, будто бы они верят. Не рассеивать атеистического или деистического фермента. Человек, по сути своей, существозлое и необычное. Он построен из инстинктов, он по природе аморален. Христианство сделало нас людьми, и как только лишь исчезнут его нормы, мы останемся ни с чем, нами будет управлять чистый нигилизм. Говоря все это, Лукас удовлетворенно урчал, словно бы апокалипсическое видение его радовало.

- И это уже творится. Конец настает! – вещал он.

Но тут голос взял Август, сложив руки, словно собирался молиться.

- В некотором смысле я с вами соглашаюсь. Нас спасет вера в постоянство культуры, в миф, являющийся платформой для понимания. Этим мифом является, естественно, и христианство, но, понятное дело, не только! Круг цивилизаций Запада – это нечто большее, дорогой мой, это перелом эгоизма человека и признание того, что по сути своей человек добр, вот только окружающий мир его портит. Если бы каждый человек получил шанс на достойную жизнь, не нужны были бы ни полиция, ни армия. Ну а религию необходимо рассматривать так, как рассматривают мифологию, как собрание поучительных историй, которые помогают жить.

А еще оказалось, что герр Август носит небольшую посудинку для потребления Schwärmerei с собой! В момент забытья он вынул самую обычную рюмку из кармана и бессознательно взял бутылку, чтобы наполнить свою рюмочку. Этим кратким моментом воспользовался Лукас, чтобы каким-то образом призвать аргументы, которыми уже неоднократно пользовался.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Незримая жизнь Адди Ларю
Незримая жизнь Адди Ларю

Франция, 1714 год. Чтобы избежать брака без любви, юная Аделин заключает сделку с темным богом. Тот дарует ей свободу и бессмертие, но подарок его с подвохом: отныне девушка проклята быть всеми забытой. Собственные родители не узнают ее. Любой, с кем она познакомится, не вспомнит о ней, стоит Адди пропасть из вида на пару минут.Триста лет спустя, в наши дни, Адди все еще жива. Она видела, как сменяются эпохи. Ее образ вдохновлял музыкантов и художников, пускай позже те и не могли ответить, что за таинственная незнакомка послужила им музой. Аделин смирилась: таков единственный способ оставить в мире хоть какую-то память о ней. Но однажды в книжном магазине она встречает юношу, который произносит три заветных слова: «Я тебя помню»…Свежо и насыщенно, как бокал брюта в жаркий день. С этой книгой Виктория Шваб вышла на новый уровень. Если вы когда-нибудь задумывались о том, что вечная жизнь может быть худшим проклятием, история Адди Ларю – для вас.

Виктория Шваб

Фантастика / Магический реализм / Фэнтези