Дарвин, пытаясь разобраться в роли эмоций, не имел доступа к опорным знаниям и методам, какими мы располагаем ныне, и савку не изучал (их родина – Северная Америка). Зато он во всех подробностях изучил оперение, скелет, клювы, ноги, крылья и поведение многих других диких уток. А еще беседовал с голубеводами и животноводами и исследовал павиана, орангутана и мартышек в Лондонском зоопарке.
Считая, что сможет постичь цель эмоций, сосредоточиваясь на внешних показателях – мышечных движениях и особенно выражениях лица, которые породили само понятие «эмоция», – Дарвин подробнейше описывал человекоподобное выражение чувств у животных. Он укрепился во мнении, что животными «движут те же эмоции, что и нами самими» и что внешние признаки эмоций дают выразить эти чувства, обеспечивая своего рода чтение мыслей животным, не наделенным даром речи[15]. Собаки, может, и не рыдают в финале «Ромео и Джульетты», но эмоцию любви во взгляде собаки Дарвин, как ему казалось, видел.
Изучал Дарвин и эмоции у людей, сосредоточиваясь опять-таки на физических проявлениях. Он распространял среди миссионеров и путешественников опросник, в котором интересовался, как принято выражать эмоции в различных этнических группах. Изучил сотни фотоснимков эмоциональных лиц актеров и младенцев. Описал улыбки и нахмуренные гримасы своего новорожденного сына Уильяма. Наблюдения привели Дарвина к убеждению, что у каждой эмоции есть характерное и устойчивое выражение во всех человеческих культурах – в точности так же, как это, насколько он мог судить, устроено у прочих млекопитающих. Улыбки, нахмуренные брови, широко распахнутые глаза, волосы дыбом – Дарвин считал, что все это восходит к физическим выражениям, оказавшимся полезными на ранних стадиях эволюции нашего вида. Например, сталкиваясь с агрессивным соперником, павиан показывает ему свою готовность к драке – щерится и рычит. Волки тоже щерятся и рычат – или же сообщают обратное, подчиненно валясь на спину и тем самым телеграфируя, что готовы уступить.
Дарвин заключил, что свои разнообразные эмоции мы унаследовали от наших древних животных предков, в чьей жизни каждая эмоция играла некую конкретную и необходимую роль. То было революционное воззрение, радикально отличавшееся от общепринятого взгляда, укоренившегося не одно тысячелетие назад: что эмоции в сути своей никакой пользы не приносят.
И все-таки Дарвин полагал, что на некоем этапе нашей эволюции мы, люди, развили у себя великолепный способ обработки информации – наш рациональный разум, «благородный» и «богоподобный» интеллект, способный превзойти наши иррациональные эмоции, – и поэтому предполагал, что эмоции перестали выполнять свою созидательную функцию[16]. Эмоции – по мнению Дарвина, рудимент от предыдущей стадии развития, подобно копчику или аппендиксу, бесполезный, контрпродуктивный, а временами даже опасный.
Дарвин опубликовал свои выводы в 1872 году, в книге «О выражении эмоций у человека и животных»[17]. Она стала самой авторитетной работой, посвященной эмоциям, со времен Платона, а в последующем столетии вдохновила появление теории эмоций – «традиционной» теории, которая до недавнего времени и была господствующим представлением на эту тему. Согласно этой теории, существует горстка базовых эмоций, общих для всех людей; у этих эмоций есть вполне определенные запускающие события («триггеры»); каждая эмоция возникает в определенной особой структуре мозга.
Коренясь в дарвиновском подходе, традиционная теория эмоций тесно связана с видением мозга и его эволюции, именуемым триединой моделью. Карл Саган популяризовал эту модель в своем бестселлере «Драконы Эдема»[18], а в бестселлере «Эмоциональный интеллект» 1995 года на нее опирался Дэниэл Гоулмен. Согласно тому, как она представлена в большинстве учебников начиная с 1960-х и вплоть до 2010-х годов – а во многих публикуется и по сей день, – триединая модель утверждает, что человеческий мозг состоит из трех последовательно все более сложно устроенных (и эволюционно более молодых) слоев. Самый глубокий – рептильный мозг, вместилище основных инстинктов выживания; средний слой – лимбический, или же «эмоциональный», мозг, унаследованный нами от доисторических млекопитающих; наконец, самый верхний и наиболее сложно устроенный слой – новая кора (неокортекс), считающийся основой нашей способности мыслить рационально. По сути, это платоновские темный конь, белый конь и возничий.
Рептильный мозг, согласно триединой модели, включает в себя наиболее древние мозговые структуры, унаследованные от пресмыкающихся, самых инстинктивных позвоночных. Эти структуры управляют регуляторными функциями нашего организма. Например, когда уровень сахара в крови падает, они создают чувство голода.