Эмма

Словом, во время первого визита Эмма сидела и смотрела на Джейн Фэрфакс довольная вдвойне: прекрасной внешностью, которая радовала глаз, и своей способностью воздать ей должное. Отныне она решила относиться к ней благосклонно. Когда она вспомнила ее историю, ее участь, когда осознала, с какой жизнью предстоит столкнуться этой красоте и этому изяществу, то все иные чувства уступили место сопереживанию и уважению, особенно учитывая вполне естественно предполагаемую Эммой и очень, на ее взгляд, вероятную влюбленность Джейн в мистера Диксона. В этом случае еще более благородна и достойна сострадания была жертва, которую она решила принести. Эмма теперь готова была оправдать ее за попытку увести мистера Диксона от жены и за любые другие проступки, в которых успела обвинить Джейн ее фантазия. Если в этой истории и была любовь, то, вероятнее всего, невинная, безответная и несчастная. Джейн, по всей видимости, неосознанно впитывала горький яд, участвуя в беседах мистера Диксона и ее подруги, а теперь из самых лучших, самых чистых побуждений отказывалась от поездки в Ирландию, твердо решив отдалиться от него и его семьи, как можно скорее ступив на путь тяжкого труда.

В общем, уходила от них Эмма в таких нежных и добрых чувствах, что по пути домой стала мысленно перебирать всех местных кавалеров и вздыхать, что в Хайбери достойного кандидата, способного обеспечить Джейн независимое будущее, она не найдет.

То были порывы похвальные, однако недолговечные. Эмма успела заявить мистеру Найтли:

– Она и правда хорошенькая, даже больше чем просто хорошенькая!

Однако вскоре Джейн с бабушкой и теткой посетили Хартфилд, и все вернулось на круги своя. Эмма, уже было готовая отречься от былых предубеждений и ошибок и заявить во всеуслышанье об их вечной с Джейн Фэрфакс дружбе, вновь почувствовала раздражение. Тетушка, как всегда, болтала без умолку и утомляла даже больше обыкновенного, ведь теперь к дифирамбам, посвященным племяннице, добавилось беспокойство за ее здоровье. Так что им пришлось выслушивать, что за завтраком Джейн съела совсем маленький кусочек хлебушка с маслом, а за обедом вот такой крошечный кусочек баранины, а потом еще и с восторгами разглядывать новые чепчики и мешочки для рукоделия, которые она привезла бабушке и тетушке. Благосклонности Эммы пришел конец. Они принесли ноты, Эмму попросили сыграть, но благодарили и хвалили ужасно неискренне, словно все это задумывалось лишь для того, чтобы вслед показать превосходство Джейн. И что хуже всего, она была так холодна и сдержанна! Совершенно не делилась своим мнением. Надев маску вежливости, она, казалось, была решительно настроена молчать. Отталкивающая и подозрительная осторожность.

Но сдержаннее всего – хотя еще сдержаннее быть, казалось, невозможно – она говорила об Уэймуте и Диксонах. Похоже, Джейн твердо решила не раскрывать никому, каков мистер Диксон, как она оценивает его общество и хорошая ли вышла партия. Она отзывалась обо всем спокойно и доброжелательно, ничего не подчеркивая и не выделяя. И напрасно. Эмма заметила неискренность и вернулась к своим первоначальным подозрениям. Видимо, Джейн все-таки было что скрывать, помимо собственных чувств: вероятно, мистер Диксон почти отдал предпочтение не мисс Кэмпбелл и остался с ней только ради приданого в двенадцать тысяч фунтов.

Подобная сдержанность проявлялась в разговоре на любые темы. Джейн Фэрфакс и мистер Фрэнк Черчилль были в Уэймуте в одно время. Эмма знала, что они были друг другу представлены, но не добилась от нее ни слова о том, что же он представляет собой в действительности.

– Хорош ли он собою?

– Полагаю, его считают видным молодым человеком.

– Любезен ли он?

– Все его таковым находят.

– Производит ли он впечатление человека разумного и просвещенного?

– На водах или при коротких встречах в Лондоне такое о человеке понять трудно. Мы так недолго знакомы с мистером Черчиллем, что я вряд ли могу судить даже о его манерах. Однако все их находят прекрасными.

Уж такого Эмма простить никак не могла.

Глава III

Эмма ее простить не могла, однако мистер Найтли, который также почтил их своим присутствием в тот вечер, не заметил ни раздражения Эммы, ни поводов к нему. Он со стороны обеих дам отметил лишь должное внимание и учтивость, а потому, придя на следующее утро в Хартфилд по делам к мистеру Вудхаусу, с одобрением отозвался о поведении Эммы – не так открыто, как если бы в комнате не было ее отца, однако достаточно недвусмысленно, чтобы та его поняла. Он привык считать, что Эмма относится к Джейн несправедливо, а потому с большим удовольствием отметил перемену к лучшему.