Эмма

Затем все направились в дом, расселись и принялись за еду, а Фрэнк Черчилль все не ехал. Миссис Уэстон постоянно поглядывала на дорогу, но тщетно. Ее муж ни о чем не беспокоился и посмеивался над ее страхами, но миссис Уэстон упорно твердила, что это все из-за его вороной кобылы, ведь в этот раз он с несвойственной ему определенностью заявил, что приедет: его тетушке определенно гораздо лучше, и он, несомненно, сможет их навестить. Все тут же принялись напоминать ей, что здоровье миссис Черчилль часто и непредсказуемо меняется и что планы Фрэнка могли расстроиться. Наконец миссис Уэстон убедили – или же она просто решила согласиться, – что, вероятно, у миссис Черчилль опять случился приступ и Фрэнк просто не смог ее покинуть. Во время этих разговоров Эмма поглядывала на Харриет: та держалась очень хорошо и не выдала совершенно никаких чувств.

Расправившись с холодными закусками, гости решили снова выйти в сад и осмотреть то, что еще не успели: старинные рыбные пруды, может, даже клеверное поле, которое назавтра начинали косить – или же просто выйти, чтобы иметь удовольствие устать от жары и вернуться в приятную прохладу. Мистер Вудхаус, который уже успел прогуляться до верхней части сада, где даже ему не могла почудиться сырость с реки, больше с места не сдвинулся. Его дочь решила остаться с ним, чтобы мистер Уэстон убедил жену составить ему компанию и перевести дух за прогулкой.

Мистер Найтли сделал все возможное, чтобы развлечь мистера Вудхауса. Перед ним были разложены альбомы с гравюрами, витрины с медалями, камеи, кораллы, раковины и прочие фамильные коллекции из его шкафчиков, за разглядыванием которых он и провел все утро. Мистер Вудхаус был в восторге. Миссис Уэстон успела показать ему все диковинки, а он теперь захотел показать их Эмме. Он, словно ребенок, без разбору разглядывал все, что брал в руки: медленно, внимательно и обстоятельно. Но прежде чем ее батюшка принялся за дело, Эмма решила ненадолго выйти и в одиночестве полюбоваться входом и видом на имение. Не успела она приступить к сему занятию, как вдруг столкнулась с Джейн Фэрфакс, которая словно бы спасалась бегством из сада. Не ожидая встретить мисс Вудхаус, она вздрогнула, однако выяснилось, что именно ее она-то и искала.

– Не могли бы вы, – сказала Джейн, – когда меня хватятся, сказать, что я ушла домой? Я как раз ухожу. Тетя не осознает, как сейчас поздно и как давно мы в гостях. Боюсь, нас уже потеряли дома, так что я пойду немедленно. Я никому ничего не сказала, не хочу причинять неудобства и огорчения. Кто-то пошел к прудам, другие – в аллею. Пока они не вернутся, меня искать не будут, а когда начнут, не могли бы вы, пожалуйста, сказать, что я ушла?

– Разумеется, как вам угодно, но… вы же не одна пойдете в Хайбери?

– Одна. А чего мне бояться? Хожу я быстро. Двадцать минут – и я дома.

– Но как же вы пойдете в такую даль? Позвольте, вас проводит слуга моего батюшки… Позвольте, я прикажу подать экипаж. Он будет готов через пять минут.

– Благодарю вас, благодарю, но не стоит. Я лучше пройдусь. Да и что обо мне беспокоиться! Я сама скоро буду охранять других!

Она говорила очень взволнованно, и Эмма с чувством ответила:

– Это не повод подвергать себя опасности. Я прикажу подать повозку. Даже жара сейчас может быть опасной… Вы и так уже устали.

– Да, – признала она, – я устала, но это вовсе не та усталость… Быстрая прогулка меня взбодрит. Мисс Вудхаус, все мы иногда утомляемся душой. И моя, признаюсь, изнемогает. Вы окажете мне высочайшую услугу, если позволите поступить по-своему. Я лишь прошу вас, когда понадобится, сообщить, что я ушла.

Больше Эмма не возразила ей ни словом. Она все поняла и, войдя в ее положение, помогла немедленно покинуть дом, проводив с поистине дружеским рвением. На прощание Джейн Фэрфакс с благодарностью сказала ей: «Ах, мисс Вудхаус! Какое счастье иногда побыть одной!» Слова, казалось, вырвались прямо из ее изнеможенной души, выдав, какой постоянной выдержки требуют даже те, кто безгранично ее любит.

«И правда, что за семейка! И что за тетка! – подумала Эмма, возвращаясь в прихожую. – Искренне вам сочувствую. И чем больше вы будете показывать, как устаете от этих ужасов, тем сильнее станете мне нравиться».