Эми и Исабель

— Господи, нет, ни в коем случае. — Исабель залилась краской. — Я говорю, что наши моральные ценности стремительно исчезают. И что, ну, когда дети видят, как родители крутят с налогами и тому подобное…

— Моя сестра не крутит с налогами.

— Конечно нет. — Пот выступил над губой Исабель, но в это время зазвонил звонок к окончанию перерыва.

Ленора Сниббенс встала и сказала, ни к кому конкретно не обращаясь:

— А разве правильно, что пастор выдает все, что ему говорит ребенок? Разве такие беседы не должны оставаться между ними? Вот потому-то я вечно нервничаю, когда решаюсь пойти на исповедь. Бев, я думаю, ты права, в ней не так-то много шоколада. — Она показала на шоколадку, проходя мимо.

— Я ни в коем случае не хотела обидеть твою двоюродную сестру, — тихо сказала Исабель.

— Ой, Исабель, не бери в голову. — Арлин устало махнула рукой и вышла из комнаты.

Исабель, все еще немного на взводе оттого, что вдруг очутилась на грани ссоры, сказала Бев:

— Я просто уверена: что посеешь, то и пожнешь. Я так и сказала.

— Да, конечно. Я согласна.

— Когда вернешься домой, — сказала Исабель, — попробуй застирать пятно в горячей воде.

Рано утром выпал снег. Внезапная апрельская метель укрыла все двухдюймовым покрывалом безупречно белого снега: автомобили, тротуары, деревья, ступеньки — все казалось округлым, белым и лишенным краев. И небо стало совсем синим, и солнце засветило так ярко, что, когда Стейси и Эми вышли из школы в обеденное время, его свет ослепил их, и они обе щурились, вжимая головы в воротники, заслоняя руками глаза, парируя порывы ветра.

Снег быстро таял, дорожки в лесу раскисали, становясь непроходимыми. Обе девочки сегодня не надели сапог и осторожно ступали среди топкого снега пополам с грязью, а над ними вода стекала с таким постоянством, что, если бы не ослепляющее солнце, впору было подумать, что идет дождь.

— Мой папаша с кем-то спит, — сказала Стейси, когда они добрались до места. Она засунула шоколадную пастилку в рот и стала ее жевать, энергично работая челюстью. — Черт, — добавила она, поглядев вниз, — ноги вдрызг мокрые.

Мало того, они были еще и грязные, черные комки налипли на туфли.

— Дай им сперва высохнуть, а потом почистишь, — сказала Эми, но она забеспокоилась. На ней самой были замшевые туфли, и Исабель часто напоминала, сколько они стоят.

— Ага, — сказала Стейси, доставая сигареты, — знаешь, мне это до лампочки.

Эми посмотрела на тающий снег, стекающий по темнеющей коре, и спросила, обернувшись к Стейси:

— Откуда ты узнала об отце?

— О, — сказала Стейси, как будто впервые об этом услышала, — я могу ошибаться. Я чувствую. И мне это снилось. Именно так. — Она прикурила обе сигареты и протянула одну Эми. — Я забыла, но мне это снилось.

Она пожевала губу, глядя на сигарету. Эми глубоко вздохнула.

— Странно.

— Я была то ли в воде, то ли еще где, а отец стоял на берегу с какой-то женщиной, вроде… — Стейси затянулась. — Кто его знает. — Она вздрогнула. — Да пошел он!

— Вот эти ужасно вкусные. — Эми показала сигаретой на полупустую коробку шоколадных пастилок, балансирующую на краю бревна; мама Стейси купила конфеты близнецам на день рождения, но Стейси стибрила их и принесла в школу.

— Угощайся. — Стейси махнула рукой. — Знаешь, моему отцу платят уйму денег, чтобы он растолковывал сны, но всякий раз, когда мне снится сон, его это не касается.

— Но об этом ты ему не рассказала?

— Нет, но боже, вот это мысль! Дождусь ужина и скажу: «Папа, мне приснился сон, что ты трюхал какую-то женщину, и это была не мама. Не мог бы ты сказать мне, что это значит?»

Эми взяла еще одну пастилку. Она была расстроена, сон Стейси ее мало интересовал. На самом деле ее беспокоило мучительное и стыдное воспоминание о том, как она поцеловала мистера Робертсона в щеку. Какая дурость! Он ведь женат, у него обручальное кольцо, так что, наверное, дома он все рассказал жене и они похихикали. А жена ему: «Это нормально, когда девочки влюбляются в своего учителя». В животе у Эми потяжелело от конфет. Она не считала нормальным свое чувство к мистеру Робертсону. Проглотив остаток пастилки, Эми подумала, что он улыбнулся ей сегодня утром во время урока только потому, что был сам смущен ее дурацким поступком.

Капля воды упала с ветки на голову Эми и поползла вниз по лбу. Она стерла ее рукавом пальто.

— В какой колледж ты хотела бы пойти? — спросила она Стейси.

Мистер Робертсон говорил Эми, что надо выбрать колледж получше, когда они сидели в его машине рядом с ее домом.

— Ни в какой. Я слишком тупая. Поеду в Нью-Йорк и стану певицей. — Стейси уставилась на пастилку и выбрала ту, на которой было побольше шоколада. — Проблема приемных детей, — объяснила она, держа сигарету в одной руке и шоколадную пастилку в другой, — в том, что родители могут попасться умные, и они надеются, что ты тоже будешь умной, а ты оказываешься дурындой. Конечно, это разочаровывает их. Они не могут в этом признаться, но все еще надеются, что ты будешь благодарна им за то, что они вообще тебя взяли. И вправду, ты должна быть чертовски благодарна, что они не оставили тебя в канаве.