Эми и Исабель

Но в центре была Эми. Незнакомая Эми, которая ходила по лесу с Полом Как-Его-Там (желудок Исабель подкатывал к горлу и раскачивался, хотя она поверила Эми, сказавшей, что между ними ничего не было: «Ничего, ничего, ничего»), чтобы натыкаться на трупы в багажниках брошенных автомобилей. Ах, ужасно для юной девочки обнаружить тело другой юной девочки! Бедная, бедная Эми, как она входила в дом: лицо сморщилось и потемнело, зрачки сузились, будто глядели из глубины пещеры. Ее и вправду невозможно было узнать, когда она смотрела на полицейских, полагая, что они приехали, чтобы арестовать ее, хотя на самом деле они пришли, только чтобы проверить рассказ Пола, причем они были предельно вежливы, спросив, какие детали она может добавить. И потом, когда Эми уткнула лицо в диванные подушки, напоминая Исабель испуганную собаку во время грозы, это был чисто животный страх. Она издавала ужасные гортанные звуки.

— Это неправда! — рыдала она, зарываясь в диван. — Нет, я не верю, нет, этого не может быть!

Полицейские, особенно старший, были вполне доброжелательны. Старший из них даже предложил Исабель вызвать врача, если девушка не успокоится. И доктор был добр, позвонив поздно ночью в субботу в единственную открытую аптеку в Хенкоке, в получасе езды. В аптеке, обнимая Эми, Исабель заглянула в добрые глаза усталого аптекаря и сказала:

— Моя дочь пережила потрясение.

И аптекарь только кивнул, его терпение было выше всяких похвал, а через четыре года, когда Исабель встретится с ним снова, она его даже не узнает (хотя он будет помнить ее, будет помнить трогательную женственность этой маленькой женщины, чьи руки плотно обвились вокруг ее высокой, испуганной дочки), для Исабель сегодня весь мир бешено кружился, утратив очертания.

Раздался телефонный звонок.

— Исабель? — Женский голос, знакомый. — Исабель, это Бев. Прости, если разбудила.

— Алло, — сказала Исабель, задыхаясь, потому что бежала по лестнице. — Да, здравствуй. Нет, ты меня не разбудила.

— Исабель, у нас проблемы. — Толстуха Бев говорила тихо. — Я у Дотти. Уолли переехал к любовнице.

— О господи, — пробормотала Исабель, вернулась к лестнице и прислушалась, не проснулась ли Эми.

— Дотти не может одна, так что я заехала к ней. Но ей невыносимо там оставаться. Я бы забрала ее к себе, но там сейчас, кроме Роксаны, две ее подружки спят в гостиной, и это последнее, что нужно Дотти.

— Он ушел к любовнице насовсем? — Это было единственное, что интересовало Исабель.

— Он дурак, — сказала Толстуха Бев, — и ведет себя по-дурацки. — Она помолчала. — Дотти тяжело сейчас, Исабель. Она не может оставаться дома.

Только теперь до Исабель дошло, что Бев чего-то хочет от нее. Когда зазвонил телефон, она была уверена, что это снова связано с Эми. Но теперь она вообразила Дотти Браун, сидящую в кресле-качалке у себя на кухне: глаза пустые, сигарета свисает между пальцами.

— Я на минуту, Бев, пожалуйста, сейчас. Подожди.

Она осторожно положила трубку на кухонный стол и поднялась по лестнице. Эми спала все в том же положении. Исабель прищурилась, наклонившись, чтобы увидеть, как поднимается и опускается грудь дочери.

Потом спустилась на кухню.

— Бев?

— Угу, я тут.

— Ты хочешь, чтобы Дотти провела ночь у меня?

Это казалось абсурдом, право слово. После всех ночей, когда ее мозг был ослеплен этими белыми вспышками голоса Эйвери: «Боюсь, что я забыл, Исабель». И когда Эми в таком состоянии…

— Так я привезу ее, Исабель? Я тоже останусь, если ты не против, да и ей будет удобнее. И тебе тоже. Нам только нужно место на диване, и мы там свернемся калачиком. Я знаю, места у тебя мало.

— Ладно, — сказала Исабель, — приезжайте.

А потом… как странно это было. Как странно: три взрослые женщины сидели в гостиной, а на полу посреди комнаты лежал матрас с кровати Эми, накрытый простыней, с одеялом и подушкой. И на диване тоже простыня, одеяло и подушка. Уже вначале можно было предположить, что все пойдет кувырком: Дотти, уставившаяся в стенку кухни, как заколдованный ребенок, Исабель, сжимающая ее руку и бормочущая соболезнования, как будто кто-то умер, Толстуха Бев, волокущая за Дотти огромную коричневую сумку, кожа на ее массивном лице повисла складками, как у уставшей собаки, и они все трое, сидящие в гостиной в полной нерешительности. Но Исабель сказала:

— Эми вечера нашла труп. Сейчас она наверху спит на моей кровати.

И лед вроде бы тронулся.

— Господи Иисусе, — сказала Толстуха Бев. — Что ты говоришь?

Исабель рассказала им, что произошло. Конечно, они помнили девочку Деби Кей Дорн, ясное дело, помнили. Помнили ее лицо по телевизору, в газетах.

— Прелестная детка, — сказала Бев, медленно покачивая головой, ее тяжелые щеки касались плеч.

— Ангел, — сказала Дотти. Слезы закапали снова.

— Почему ты решила, что это она? — спросила Бев, открывая большую кожаную сумку и демонстрируя рулон туалетной бумаги, чтобы как ни в чем не бывало предложить его Дотти в качестве носового платка. — Ты думаешь, что Эми нашла именно ее?

— Она гуляла с другом. Дать салфетку, Дотти? — Исабель привстала, но Толстуха Бев жестом велела ей сесть.