Емельян Пугачев, т.1

— Ништо, ништо, друг мой, — проговорил Пугачев. — А вот скажи-ка мне, чем закончилась ваша тяжба со старшинами, с недругами вашими?

Высокий и тонкий Максим Шигаев, сутулясь и держа руки по швам, принялся рассказывать. А Караваев, раскинув на лугу большой женин платок, как скатерть, стал готовить угощение: сотовый мед, яблоки, арбузы. Вдали, быстро приближаясь к становищу, показались два всадника. Шигаев оборвал речь, выкрикнул:

— Ишь ты! Опять Чика с Мясниковым. Боюсь этого вора Чики, человек он сорви-голова, задира. Давай, государь, схоронимся в камыши, пускай они своей дорогой правятся. А то с этим Чикой пропадешь, пожалуй.

Шигаев и Пугачев, не раздумывая, поспешили в кустарник и, отойдя немного, засели в камыши, а Караваев торопливо стал прятать в телегу угощение.

— Где государь? — еще издали закричал Чика. — На умете сказывали, что он здеся-ка.

Караваев растерялся, смотрел на подъехавшего ближе Чику озлобленно, не зная, что ответить ему.

— Чего шары-то уставил на меня? А это чья шапка? — и Чика указал кнутом на валявшуюся шапку Шигаева. — Я все равно не уеду отсель, пока своеглазно не увижу, хоть трое суток просижу. Мясников, слезай!

Оба всадника соскочили с коней.

Караваев волновался, большую бороду его шевелил легкий ветерок. Он вздыхал, бормотал себе под нос, бесцельно ходил вокруг телеги, вытащил из передка мешок. Чика смотрел на него выпуклыми черными глазами насмешливо и нагло. Караваев не выдержал, прерывающимся голосом заговорил:

— Слушай, Чика. Только ты не обидься, друг. Мы, признаться, опасаемся тебя. Сам знаешь, дело у нас затеялось, прямо скажу, страховатистое, голов лишиться можем.

— Ну?

— Поклянись, что ты зла нам не учинишь… Тогда мы тебе батюшку покажем. — Денис Караваев достал из мешка икону и водрузил ее на телегу, прислонив к арбузу. — Вот помолись-ка, брат, Богу да клятву принеси. Тогда поверю тебе.

Зарубин-Чика с Мясниковым, помолясь иконе, облобызали ее и поклялись держать все в тайне.

Караваев, как живой воды хлебнул, быстро спрятал икону, залез на телегу, повернулся в сторону речки и призывно закричал:

— Максим! Шигаев!.. Выходи…

Из кустов вышел Пугачев, за ним — длинный Шигаев. Быстро и четко ступая, Пугачев приблизился к телеге.

— Здравствуй, войско Яицкое! — приподнятым тоном сказал он. — Раньше ваши отцы и деды, да и сами вы в Москву да в Питенбурх к великим государям ездили, а ныне Бог внял слезам вашим — сам монарх явился к вам. Вот я тот, кого ищете, Петр Федорыч Третий, царь.

Мясников и Чика низко поклонились Пугачеву. У Чики кровь прилила к щекам и заныло сердце: он чаял увидеть царя в сиянии и славе, а пред ним простак.

— Бояре возненавидели меня: ведь я за простой люд заступник был, а бояр не миловал. Они меня престола лишили и задумали извести смертию, да Бог сохранил помазанника своего. Я долго странствовал. А ныне положил в сердце своем снова на престол вступить… Окажите мне, детушки, защищение и помощь.

Голос Пугачева звучал искренно, речь выходила складной, в печальном, исхудалом лице — большая скорбь, но глаза, глядевшие в упор на Чику, горели решимостью. Казаки вперебой проговорили:

— Послужим, батюшка… Рады служить тебе…

Караваев суетливо готовил трапезу. Пугачев сел на траву. Сзади него стоял Максим Шигаев. Денис Караваев кромсал арбуз, преподносил на кончике ножа лучшие куски царю. Подошел с умета крестьянин Чучков, поклонился и, не дожидая приглашенья, сел рядом с Пугачевым, подогнув под себя ноги в трепаных лаптях. Мясников и Чика, стесняясь сесть с государем без зову, отошли к телеге, присели на оглоблю. Караваев подставил Пугачеву на блюде мед. На запах налетели из тальника осы и шмели. Шигаев отмахивал их от государя шапкой.

— Да, други мои, — говорил Пугачев, исподлобья все еще косясь на Чику. — Много я за двенадцать лет скитаний претерпел бедности. Вот и ныне, видите, какой? — он с пренебрежительной ухмылкой одернул полу армяка, вздохнул: — А мне ли, государю, в сем непотребном платье хаживать? Ничего, терплю… Народ мой верный еще пуще терпит.

— Терпим, терпим, батюшка… Ну, да об эфтом в другой раз, в свободное времечко, а теперича, ваше величество, покажи-ка нам, батюшка, свои царские знаки, — осмелев, проговорил Денис Караваев. Он, в сущности, сказал то спроста, сгорая нетерпением, чтоб все присутствующие, особливо коварный Чика, скорей уверовали в царя новоявленного.

Пугачев вскинул голову, сдвинул грозно брови и бросил Караваеву в упор:

— Раб ты мой, а хочешь повелевать мною!..

Все враз замерло: Денис Караваев от резкого окрика «батюшки» побелел, Чика разинул рот. Мясников привстал с оглобли. Максим Шигаев, кланяясь и желая скрасить грубость Дениса, сказал певучим голоском:

— Не прогневайся, свет наш… Мы не обучены… Мы путем и молвить-то не смыслим.

Пугачев схватил нож и, проговорив:

— Раз не верите, так смотрите же, — распорол ворот рубахи. — Ведайте, вот знаки царские…