Эмблема предателя

Группа инакомыслящих направилась к выходу. Пауль шел последним, с высоко поднятой головой, хотя и полной печальных размышлений. Несмотря на то, что ему не особо нравилось принадлежать к масонам, ему больно было видеть, как образованных и умных людей изгоняли из-за страха и нетерпимости.

Он в молчании прошел до прихожей. Некоторые из отступников образовали небольшой кружок, хотя большинство надевали шляпы и по очереди выходили на улицу - по двое или трое, чтобы не привлекать внимания. Пауль взял собственную и собирался уже последовать их примеру, когда кто-то тронул его за плечо.

- Позвольте пожать вам руку.

Это был Хирш, бросивший на пол фартук сразу за Паулем.

- Спасибо за то, что подали пример, ведь без вас я бы не осмелился.

- Не за что. Это была просто реакция на несправедливость, вот и всё.

- Если бы все люди поступали так же, Пауль, Германия не стала бы такой. Мы лишь надеемся, что этот ветер будет мимолетным.

- Люди боятся, - сказал Пауль, пожимая плечами.

- Неудивительно. Три или четыре недели назад гестапо добилось права действовать без решения суда.

- Что вы имеете в виду?

- На практике это значит, что они могут арестовать любого, кто им "покажется подозрительным".

- Но это же просто бред! - ошеломленно воскликнул Пауль.

- Нет, не бред, - ответил один из тех, кто дожидался своей очереди на выход. - А через несколько дней семья получает извещение.

- Или ее вызывают на опознание трупа, - вмешался мрачным тоном третий. - Такое уже произошло с одним моим знакомым, и список всё полнится. Крикштайн, Коэн, Танненбаум...

При звуке этого имени у Пауля ёкнуло сердце.

- Подождите минуточку! Вы сказали: Танненбаум? Какой именно Танненбаум?

- Йозеф Танненбаум, промышленник. Вы с ним знакомы?

- Более или менее. Можно сказать, что я... друг семьи.

- В таком случае, я вынужден вас огорчить: Йозеф Танненбаум мертв. Похороны состоятся завтра утром.

50

- На похоронах обязательно должен идти дождь, - сказал Манфред.

Алиса не ответила, а лишь с силой сжала его руку.

"Он прав", - подумала она, оглядываясь вокруг. Белые плиты сияли на утреннем солнце, создавая атмосферу безмятежности, которая никак не соответствовала ее настроению.

Алиса, так плохо разбирающаяся в собственных чувствах и так часто становящаяся жертвой этого незнания, была не в состоянии определить, что сейчас чувствует. Она всей душой ненавидела отца с тех самых пор, как пятнадцать лет назад он заставил их вернуться из Огайо. Ее ненависть приобретала разные оттенки. Сначала это была злость подростка, который делает всё наоборот. Потом она перешла к презрению, когда увидела весь эгоизм и жадность отца - ради процветания предприятия он был готов на всё. За этим последовала ненависть испуганной и запутавшейся девушки, которая боялась, что ее превратят в вещь.

С тех пор как агенты отца схватили ее в ту роковую ночь в 1923 году, ненависть к отцу превратилась в холодную враждебность. У душевно истощенной разрывом с Паулем Алисы не осталось сил на то, чтобы вложить чувства в отношения с отцом, и она рассматривала их с рациональной точки зрения. Он - лучше было назвать его просто "он", это причиняло меньше боли - просто болен. Он не понимает, что она должна быть свободна и жить собственной жизнью. Он хочет выдать ее замуж за человека, которого она презирает.

Он хотел убить ребенка, которого она носила.

Алиса всеми силами сражалась за то, чтобы этого не произошло. Отец надавал ей пощечин, обозвал грязной шлюхой и наговорил всяких мерзостей.

- Ты не станешь рожать! Барон не примет беременную шлюху в качестве невесты своего сына!

"Тем лучше", - подумала Алиса. Она замкнулась в себе, категорически отказалась делать аборт и сообщила о своей беременности ошеломленной прислуге.

- У меня есть свидетели. Если я потеряю ребенка по твоей вине, я заявлю об этом, подонок, - сказала она отцу с вызовом и уверенностью, которой не чувствовала.

- Поблагодари небеса, что твоя мать мертва и не видит свою дочь такой.

- Какой? Выставленной на продажу собственным отцом?

Связанному по рукам и ногам Йозефу пришлось явиться в особняк фон Шрёдеров и рассказать барону всю правду. Тот, весьма паршиво изобразив на лице оскорбленную гордость, сообщил ему, что, разумеется, в таких обстоятельствах договор придется расторгнуть.

После того рокового вечера, когда Йозеф Танненбаум вернулся от неудавшегося свата униженным и в ярости, Алиса больше никогда с ним не разговаривала. Через час после его возвращения экономка Дорис сообщила Алисе, что она должна немедленно уйти.

- Господин разрешил вам взять с собой один чемодан с одеждой, если нужно, - доложила она, однако своим тоном явно дала понять, что по этому поводу думает.

- Скажите этому господину, что я премного ему благодарна, но мне от него ничего не нужно, - ответила Алиса.

Она направилась к двери, но перед тем как выйти обернулась к экономке.

- Кстати, Дорис... постарайтесь не украсть чемодан, сообщив потом, что его взяла я, как вы поступили с деньгами, которые отец оставил на умывальнике.