Как часто и происходит в жизни, в столицу Максим попал совершенно случайно – в Южноморск приехал погреть на солнышке телеса да покупаться в теплой морской водичке некий московский отпускник. У него уже водились деньжата, поднятые на волне развернувшегося в стране кооперативного движения, и общественным транспортом он принципиально не пользовался. Только тачки.
Максим же в ту пору бомбил на своей «волге». В аэропорту, где можно было поймать жирного клиента, они и познакомились.
На те две недели, что отпускник решил провести в городе, Максим стал его личным водителем. Ну и довольно быстро в неизбежных беседах – отпускник оказался весьма словоохотливым – обнаружилось, что оба они музыканты.
Копоть (именно такая кликуха была у москвича) был вхож в столичную рок-тусовку, выступал в одной из групп среднего пошиба бубнотрясом и, судя по всему, на что-либо серьезное не рассчитывал, планируя заниматься исключительно перепродажей тряпок. Пока что у него получалось неплохо, а заглядывать в отдаленное будущее он и не старался. Однако пользу знакомство с этим деятелем Максиму принесло – именно от Копотя он узнал, что в Белокаменной уже несколько лет существует так называемая московская рок-лаборатория, организующая жизнь самодеятельных музыкантов – тех в столице было как собак нерезаных. По слухам, правда, лабораторию создали по инициативе комитета государственной безопасности – дабы его работникам было проще следить за вольными рокерами. Поначалу народ относился к созданной конторе весьма подозрительно, ожидая преследований со стороны властей, однако эти мысли оказались далекими от действительности. А когда в деле поучаствовал известный музыкант Петр Мамонов со своими «Звуками Му», организация окончательно утвердилась в общественном сознании как дело где-то даже полезное.
После многочисленных рассказов Копотя Максим и подумал, что имеет смысл перебраться в Москву.
– Конечно, отец, перебирайся, – поддержал его новый знакомый. – Здесь, в Южноморске, тебе точно ничего не светит. Будешь всю жизнь таксером впахивать, катая отпускников. Либо в кабаках на корм лабушить, вырывая зубами мало-мальски приличный гараж. А в Москве, глядишь, повезет. Бывали такие случаи среди понаехавших. И вообще, кто не рискует – тот шампанского точно не пьет…
Уезжая, Копоть оставил Французу свой телефон.
И вскоре Максим решился на переезд.
Копоть и в столице не выпендривался.
Не привыкшего к длинным дорогам Максима сутки в поезде изрядно утомили, и новый знакомый прекрасно это понимал. Привез его в съемную однушку, денег взял по-божески и оставил отдыхать, предложив позвонить завтра.
Так и началась столичная жизнь Француза.
Когда Максиму позвонили и сообщили, что с ним хочет встретиться Купер, сердце его дало сбой.
И неудивительно: за четыре месяца, прошедших после приезда из Южноморска в столицу, Француза не раз мотало от ощущения полнейшей жизненной безнадеги к призрачной надежде и в обратном направлении.
Копоть дал ему кое-какие контакты, но, как быстро понял Максим, его сфера профессиональной деятельности была все-таки далека от музыки. Поработать раз в месяц в свободное время, для удовольствия, бубнотрясом – это одно, но заниматься концертами и квартирниками – совсем другое. Извини, Максимильяно, тут уж ты сам, мне тебя за ручку водить некогда, волка ноги кормят…
За четыре месяца столичной житухи очередной понаехавший пообщался едва ли не с тремя десятками разговорчивых ребят, неизменно проявлявших неподдельный горячий интерес к творчеству нового знакомца и всячески обещавших помощь в построении карьеры. Однако как только выяснялось, что у знакомца нет денег на раскрутку, их интерес быстро угасал.
Нет, они ни в коем случае не отказывались помочь, но…
Понимаешь, старик, нужный мужик сейчас на гастролях. Но даже если мы разыщем его по телефону в гостинице, ничего решать он, не увидев и не услышав тебя, не станет. Уж извини, такие серьезные дела на расстоянии не делаются. Личные контакты рулят, прости за банальность…
Кассету с записями они, конечно, взять были готовы, но Максим тоже не лох, кассету обещал дать послушать только самом
Тогда, старик, надо ждать его возвращения. Как только приедет, мы сразу тебе свистнем три-шестнадцать…
Через неделю выяснялось, что нужный мужик уже побывал в Белокаменной, но опять умчался на гастроли. Сам понимаешь, старик, у мужика чёс, сейчас такое время – нужно успеть бабла нарубить, а потом уже можно вкладываться, но инфляция, сам понимаешь, какая, деревянный летит в пропасть, а баксов на всех желающих не хватает…
И так раз за разом, раз за разом…
С Купером он познакомился на одном из квартирников, тот и сам лабал в программе, и музон его показался Максиму ништяковым. Да и в общении он, как и Копоть, не выпендривался, не строил из себя крутого мэна.
– Константин Куприянов. А попросту – Купер.
– Максим Коробов. По-простому – Француз.
– А почему Француз?
Максим пожал плечами:
– Да я уже и не помню. Пацаны когда-то прозвали.
Улыбка у Купера оказалась вполне доброжелательной.