«Надо отвергнуть как очень серьезный промах то, что товарищ Ельцин бросил тень на деятельность Политбюро и Секретариата, на обстановку в них.
Теперь что касается товарища Лигачева. Он весь на виду. Такая особенность этого человека – весь на виду. Открытый, с боевым характером, эмоциональный человек, но человек, который имеет огромный политический опыт, предан делу перестройки. Костьми, так сказать, ложится за нее.
Это пустые разговоры, болтовня зарубежного радио, что у нас нет единства. Нас хотят поссорить, столкнуть то Горбачева с Лигачевым, то Яковлева с Лигачевым и так далее».
На самом деле никакого единства не было. И чем дальше, тем более очевидно это становилось. А уж о несовместимости Лигачева и Яковлева и говорить нечего…
Под конец, однако, Горбачев, несколько смилостивился по отношению к Ельцину:
«Видимо, и теоретически, и политически товарищ Ельцин оказался неподготовленным к такому посту, и ему сейчас трудно. Но я вот не сказал бы, что эта должность непосильна ему в перспективе, если он сможет сделать выводы. Ведь в партии у нас и более острые бывали ситуации, вспомните ленинские времена, товарищи. (Да уж, есть что вспомнить: где в конце концов оказывались те, кто осмеливался выступать против этой самой «генеральной линии»? У расстрельной стенки оказывались, в лучшем случае – в концлагере. – О.М.) Мы должны и восстанавливаем дух того периода во всем. Поэтому я не драматизирую сегодняшнюю дискуссию».
В заключение, подводя итог своей речи, Горбачев произнес до некоторой степени загадочный пассаж:
«Это то, что, думается, положено было сказать на Пленуме в связи с выступлением товарища Ельцина. Но я не услышал в его заключительном слове ответа на прямой вопрос: способен ли он взять себя в руки и уверенно повести дело. Сейчас я в трудном положении, но заключил бы так: все-таки, товарищи, не надо сгоряча решать этот вопрос. Я вношу предложение. Первое. Пленум ЦК КПСС признает выступление товарища Ельцина политически ошибочным. Не расшифровывать, по каким вопросам и что. Оно по всем пунктам политически ошибочно. И второе. Поручить Политбюро ЦК КПСС, Московскому горкому партии рассмотреть вопрос о заявлении товарища Ельцина об освобождении его от обязанностей первого секретаря МГК КПСС…»
Что имел в виду Горбачев, говоря, что не услышал от Ельцина ответа на «прямой вопрос», сможет ли тот «взять себя в руки и уверенно повести дело» и тем поставил генсека «в трудное положение»? Если бы Ельцин сказал, что сможет, тогда, хорошенько отплясавшись на нём, поверженном, его бы все-таки оставили на прежних постах? По-видимому, так оно и было бы. Но Ельцин этого не сказал и не отозвал своего заявления об отставке. Горбачеву не оставалось ничего другого, как предложить то, что он предложил.
И еще один момент, как бы смягчающий наказание: Горбачев не предложил рассмотреть вопрос об отстранении Ельцина от обязанностей кандидата в члены Политбюро – видимо, опять в расчете, что через какой-то короткий срок Ельцин «возьмет себя в руки», вернется в монолитные партийные ряды.
Пленум принял то постановление, которое предложил Горбачев: «первое», «второе»…
Татьяна Юмашева:
«Папа вернулся с того пленума убитым. Он считал, что найдутся те, кто его поддержит. Но таких не нашлось. И он остался один».
Обращает на себя внимание очевидное несоответствие, «непропорциональность» между… не скажу довольно робким, – но весьма умеренным выступлением Ельцина и той буквально разнузданной словесной, а потом и организационной расправой, которой он после этого подвергся. Вроде бы времена-то уже были другие. Гласность… И в прессе, и на улице уже такое можно было услышать! Но тут иное дело, тут «бунт» случился в главном партийном штабе – в ЦК, на его пленуме.
После такая же, или еще большая, антиельцинская вакханалия продолжалась на пленуме Московского горкома, на ХIX партконференции… Для чего Горбачеву понадобился такой «форсаж»?
Объяснения могут быть разные… Возможно, все дело в том, что генсеку, осуществлявшему перестройку, приходилось непрерывно вести бои с «правыми», с консервативной бюрократией, с ярыми антиперестройщиками, обвинявшими его во всех смертных грехах – в отступлении от того, от сего, от социализма, от марксизма-ленинизма, от священных коммунистических идеалов… Не исключено, что на примере Ельцина он захотел отчетливо показать: он не только противник «правых» консерваторов, но и «левых» радикалов – тех, кто суетится, проявляет нетерпение, стремится любыми способами ускорить события, перепрыгнуть через ступеньки… Дескать, он, генсек, и возглавляемое им Политбюро ведут страну прямым, выверенным курсом, не отклоняясь ни вправо, ни влево.
Собственно, Горбачев сам говорил об этом – что ему приходится отбивать атаки и справа, и слева. Вот его слова, сказанные на совещании в ЦК КПСС 20 ноября 1987 года: