Ельцин против Горбачева, Горбачев против Ельцина

Если вспомнить, как тяжело Ельцин переносил и предыдущие, гораздо менее значительные, стычки с Горбачевым, с Лигачевым, можно себе представить, что он чувствовал теперь, на этом аутодафе.

Из членов Политбюро для Ельцина неожиданными были выступления Рыжкова и Яковлева – он не думал, что они могут произнести такие слова. Как пишет Ельцин, Горбачеву, кажется, хотелось, чтобы именно они выступили: к ним Ельцин всегда относился с уважением – значит, слушать их ему будет особенно тяжело. Этакий садистский расчет (если он действительно был у Горбачева).

Тут я должен сказать, что для меня лично удивительным было выступление в антиельцинском хоре лишь Яковлева. Что касается Рыжкова… Странно, что оно оказалось неожиданным для Ельцина: правоверный, последовательный партноменклатурщик, на дух не приемлющий ни малейшего отступления от «генеральной линии», как бы она ни «колебалась».

Кстати, мы ведь знаем, что Рыжков с самого начала противился, чтобы Ельцина перевели в Москву. Правда, Ельцин в тот момент мог этого и не знать, но все равно… Удивительно, если ему было неведомо, кто такой Рыжков.

Ельцин кое-что уточняет и признает свою ошибку

Более всего удивительным, однако, было, что и сам Ельцин после прений признал свое выступление ошибкой. Вот некоторые фрагменты из этого его второго выступления на пленуме (помимо клятв в верности партии, Центральному Комитету, перестройке и т.д.)

«Суровая школа сегодня, конечно, для меня за всю жизнь, с рождения, и членом партии, и в том числе работая на тех постах, где доверяли Центральный Комитет партии, партийные комитеты».

«Суровая школа» – это, надо полагать, головомойка, которую ему устроили на пленуме его правоверные товарищи.

«В отношении единства (партийных рядов. – О.М.) Нет, это было бы кощунственно, и я это не принимаю в свой адрес, что я… хотел вбить клин в единство Центрального Комитета, Политбюро. Ни в коем случае я это не имел в виду…»

«В отношении славословия. Здесь опять же я не обобщал и не говорил о членах Политбюро, я говорил о некоторых, речь идет о двух-трех товарищах, которые, конечно, злоупотребляют, по моему мнению, иногда, говоря много положительного (в адрес Горбачева. – О.М.) Я верю, что это от души, но, тем не менее, наверное, это все-таки не на пользу общую».

Так и слышишь этот извиняющийся голос поверженного бунтаря. Нет, в тот момент он, видимо, еще не был готов идти вперед, как танк.

Горбачеву надоедает это словесное вихляние. Он начинает бесцеремонно учить ослушника политграмоте. Из стенограммы:

«Горбачев. Борис Николаевич…

Ельцин. Да.

Горбачев. Ведь известно, что такое культ личности. Это система определенных политических взглядов, положение, характеризующее режим осуществления политической власти, демократии, состояние законности, отношение к кадрам, к людям. Ты что, настолько политически безграмотен, что мы ликбез этот должны тебе организовать здесь?

Ельцин. Нет, сейчас уже не надо.

Горбачев. Сейчас вся страна втягивается в русло демократизации… И после этого обвинить Политбюро, что оно не делает уроков из прошлого? А разве не об этом говорилось в сегодняшнем докладе?

Ельцин. А между прочим, о докладе, как я…

Горбачев (бесцеремонно прерывает его. – О.М.) Да не между прочим. У нас даже обсуждение доклада отодвинулось из-за твоей выходки (как мы помним, никакого обсуждения доклада и не предполагалось, Лигачев завершал заседание; и потом назвать выступление товарища, кандидата в члены Политбюро «выходкой»… – О.М.)

Ельцин. Нет, я о докладе первым сказал…

Голоса. О себе ты заботился. О своих неудовлетворенных амбициях (вот уже и какие-то анонимные «верные ленинцы», сидящие в зале, вслед за Горбачевым обращаются к Ельцину «на ты», нынче им все дозволено – таскать мятежника за волосы и бить «мордой об стол». – О.М.)

Горбачев. Я тоже так думаю. И члены ЦК так тебя поняли. Тебе мало, что вокруг твоей персоны вращается только Москва. Надо, чтобы еще и Центральный Комитет занимался тобой? Уговаривал тебя? Правильно товарищ Затворницкий сделал замечание. Я лично поддерживаю то, что он вынужден был сказать тебе в глаза…»

Совсем уж какой-то непристойный базарный разговор начинается. Не пленум ЦК, а Тишинский рынок.

Тут надо пояснить, что «товарищ Затворницкий», («знатный строитель», как тогда говорили), когда избиение Ельцина уже фактически закончилось, все же вылез на трибуну и обратился с вопросом к Ельцину: «Как это вы, такой большой руководитель, думаете не о стране, не о партии, а заболели карьеризмом, сводите счеты, забыв о трудных делах, на которые мы поднялись. Разве это позволительно? Непозволительно!» Товарищ Затворницкий обвинил Ельцина в желании «прорваться в члены Политбюро» – дескать, это главный побудительный мотив его выступления. Обратился оратор и к пленуму: мол, чего вы так долго с этим Ельциным возитесь! Вон в октябре 1964-го участники пленума «в полтора раза быстрее справились» – сняли Хрущева со всех постов.