Ельцин как наваждение

Наш напор смущает пилота, и тот произносит извиняющимся тоном:

– Я вот тоже думаю, что такого не могло быть. Но «Правда» об этом на днях большую статью опубликовала.

Виктор смеется, но смех у него какой-то наигранный: не то читаете, дорогой товарищ!

– Вы следите за «Комсомолкой». Павел, – и он кивает на меня, – в ней скоро обо всем расскажет.

Пилот уходит к себе в кабину, обнадеженный нашими уверениями: наврала «Правда», не пил Борис Николаевич! Зато у нас настроение испорчено на весь полет. Жизнеутверждающего оптимизма уже нет и в помине.

– Что делать-то будем?

Виктор смотрит на меня с удивлением:

– Как что? Будем бороться за Ельцина! Я выступлю перед избирателями, ты напишешь большую статью в «Комсомолку»…

– И о чем же я напишу?

– Про то, как ездили в Америку.

– Написать все, как оно было на самом деле, ничего не замалчивая? И про вечеринку у Боба Шварца, и про ужин с Рокфеллером, и про Балтимор с Майами?

– Ты же понимаешь, что это подло, что это предательство?! В этой поездке мы с тобой не были сторонними наблюдателями. Мы – члены команды. Значит, соучастники и удач, и проколов. Поэтому ни у тебя, ни у меня нет права на критику и разоблачения.

…Такой встречи у нас с ней еще не случалось – увидев меня на пороге, мать, вместо радостного приветствия, горестно всплеснула руками: «Что ты натворил со своим Ельциным?! Тебя же теперь с работы выгонят!». А спустя час или два раздался звонок из редакции, и секретарь Главного сообщила, что завтра поутру меня ждут на редколлегии с объяснениями.

Иду от метро к улице Правды и ловлю на себе насмешливые, а то и полупрезрительные взгляды попадающихся по пути знакомых мне коллег-журналистов. Я уже знаю, что заокеанские «гастроли» Ельцина, в которых принял самое деятельное участие, наделали много шума, но, видимо, еще не догадываюсь о масштабах постигшего нас политического и морального фиаско. Мы с Виктором еще были в Америке, а вся Москва (да что там Москва – вся страна!) уже обсуждала перепечатанную из итальянской газеты «La Repubblica» статью Витторио Дзукконе о визите Ельцина в США. Ее главный посыл – заокеанский вояж лидера российских демократов «пахнет виски и долларами». В ней рассказывается о том, как непотребно он себя вел в этой поездке – пьянствовал, куражился, выступая под хмельком, нес несусветную чушь, требовал баснословные гонорары за свои, с позволения сказать, лекции и активно «удовлетворял ненасытные потребительские аппетиты».

Еще и еще раз перечитываю статью Дзукконе, рисующую образ малокультурного, необразованного, примитивно мыслящего популиста-алкоголика. Общее впечатление – смесь правды, полуправды и правдоподобного обмана. Но абсолютно все свои разоблачения итальянец ловко пристегнул к факту, который проще всего доказать – к пьянству. Признай я его, и будут считаться доказанными все прочие. А в них-то как раз и нет истины. Получается, нужно или все отрицать, или со всем согласиться, третьего не дано. Но и в том и в другом случае, конечно же, моя позиция едва ли будет считаться образцом высокой морали. Скажу: «Пил, и много пил!» – предстану, как предатель доверившегося мне Ельцина. Скажу: «Не выпил ни грамма!» – и я предатель поверившего мне Читателя.

Успокаиваю себя тем, что Дзукконе тоже поступил не шибко нравственно. Он явно выполнял чей-то заказ. На это указывает хотя бы то, как он оперативно сработал. Мы еще колесили по Америке, а работающему в США итальянскому репортеру уже было известно, и сколько пил наш герой, и что пил, и с кем, и как себя вел после выпитого. Будто был рядом и следил за каждым его шагом. Настораживающая журналистская осведомленность!

Подозрения мои усиливаются после того, как один из аккредитованных в Москве американских коллег принес пачку нью-йоркских газет недельной давности. В двух из них (обе датированы 18 сентября 1989 года, то есть выпущены на следующий день после отъезда Ельцина из Майами) рассказывается про нашу прощальную вечеринку на пляже. Причем с весьма деликатными подробностями – как взяли виски у дочери миллиардера Андреаса, что это был полюбившийся Ельцину «Джек Дэниэлс», что распили его прямо на берегу, что строжайше запрещено законом, а пустую бутылку бросили в бак для пляжного мусора. Кто мог обо всем этом знать, кроме тех, кто был рядом? Из-за кустика такое не подглядишь. Тогда кто?!

Мучаюсь вопросом: как же мне все-таки поступить? Может, отмолчаться? Невозможно. На людях хоть не показывайся – все и всюду хотят знать про Ельцина в Америке. Ничто другое не интересует, кроме одного – пил или не пил? Все призывают к правдивости и откровенности, только одни хотят от меня услышать лишь «да», другие – лишь «нет». Мне это так опротивело, что любопытствующим коллегам-журналистам отвечаю на их расспросы хохмой: «Не знаю, пил ли Ельцин, а я пил!».