Читаем Ельцин как наваждение полностью

Вечер окончен. Гости откланялись, не забыв выразить Ельцину свое восхищение и благодарность за антикоммунистическую позицию. Прощаемся с хозяевами и тоже расходимся по своим квартирам. Шеф выполнил-таки обещанное – он лишь слегка навеселе.

– Пойду сниму костюм, – к Борису Николаевичу вернулось благодушие, утраченное из-за дебатов по «Меморандуму», – и через полчаса встречаемся на берегу.

Чтобы портье в холе не заметил похищенную мною бутылку виски, заворачиваю ее в полотенце (вроде как иду окунуться в ночной океан). Ярошенко складывает в полиэтиленовый пакет стаканы, фрукты из вазы и кое-какую закуску, обнаруженную нами в холодильнике. Перед самым выходом вспоминаю об Алференко: его-то зовем? Виктор пожимает плечами: мол, пусть Суханов сам решит или у шефа спросит.

Какая темная ночь! И какие невероятно яркие, крупные звезды! Здесь они совсем не такие, как в России. А такого песчаного пляжа никто из нас вообще отродясь не видывал. Фантастика! Кажется, все это происходит не наяву и не с нами!

Впереди что-то нашептывает укрытый ночной мглой океан. Позади легкомысленно сверкает огнями незасыпающий Майами-Бич. Наверное, впервые за эти семь дней мы общаемся без напряга. Всем легко и беззаботно, даже Геннадий Алференко, смертельно уставший (это надо признать) от оправданий перед прессой за необдуманные слова и поступки нашего шефа.

– Ну, давайте вот за что выпьем…

Мне кажется, Борис Николаевич вознамерился прямо здесь, на пляже, подвести итоги нашего турне. Но ошибаюсь. Он о другом.

– Все эти дни я наблюдал за вами. Я же вас плохо знал. Мы, понимаешь, первый раз вместе в таком серьезном деле. Так вот, – Ельцин делает многозначительную паузу и окидывает взглядом внимающую его речам компанию, – давайте пообещаем… поклянемся!… что никогда не предадим друг друга. Никогда!

– Обещаю! Клянусь!

– И я клянусь!

– Конечно. Я тоже!

То ли мы устали за эту шальную поездку, то ли виски в сочетании с океанским воздухом пьянит сильнее, но в отель возвращаемся в легком подпитии и даже слегка покачиваясь. Ельцин обнимает меня за плечо, и не от избытка отеческих чувств, а потому что ему так устойчивее. Уже у лифта он вдруг притягивает меня к себе и шепчет в самое ухо:

– Вы с Виктором будете работать со мной! В ближнем круге!

Как все-таки странно устроена человеческая память! В жизни почти каждого человека есть такие сюжеты из прожитого, которые ему не хотелось бы вспоминать, но именно они отчего-то и вспоминаются чаще прочих. Для меня это поездка с Ельциным в Америку. И даже не сама поездка, а то, как я – именно я, а не он! – повел себя после нее.

Мы с Ярошенко вылетаем домой тремя днями позже Ельцина c Сухановым, и не из Майями, а из Нью-Йорка. Наплели им, будто хотим удостовериться, что обещанный миллион одноразовых шприцов закуплен и отправлен в Союз. На самом деле, нас пригласил погостить у себя в Вашингтоне Харрис Култер, оказавшийся не только отличным переводчиком, но и удивительным собеседником. И к тому же на редкость скромным человеком. Мы лишь в последние дни, когда наша поездка по Америке подошла к концу, узнали, причем случайно, что, оказывается, он известный в США специалист по истории медицины, доктор философии и профессор Колумбийского университета. Потрясающе!

Но все хорошее и приятное по обыкновению скоротечно. Если с Ельциным у нас каждый день тянулся словно три, то эти три дня пролетели будто один. Но все равно, хоть в Америке и комфортно (тем более, когда тебе не надо думать ни о крыше над головой, ни о хлебе насущном), а домой все же тянет. Так что настроение у нас с Виктором, можно сказать, приподнятое.

Самолет разбегается, отрывается от бетонной дорожки и взмывает в небо. Над головами гаснет табличка «Пристегните ремни». Сейчас приветливая стюардесса предложит нам что-нибудь выпить, и мы непременно выпьем. За окончание наших мытарств. Ярошенко улыбается с прищуром и топорщит боцманские усы. Это значит, хочет меня удивить чем-то неожиданным.

– Давай выпьем за наш новый проект!

– Какой еще проект?!

– Мне тут пришла в голову одна мысль…

– Виктор Николаевич, я тебя умоляю! Давай хотя бы месяц поживем без великих целей!

Возле наших кресел останавливается пилот, судя по нашивкам на рукавах кителя – командир корабля:

– Простите, вы ведь в Америке были вместе с Борисом Николаевичем?

Виктор бросает на меня многозначительный взгляд: молва о наших подвигах добралась до Родины раньше нас! Но мне отчего-то не по себе:

– Да. А что именно вас интересует?

– Скажите, так пил он все-таки в Америке или не пил?

Мы с Ярошенко, не сговариваясь, возмущенно реагируем на такую постановку вопроса, причем делаем это почти рефлекторно и, можно сказать, в один голос:

– Да вы что?! С чего вы взяли?!

Перейти на страницу:

Все книги серии Власть и народ [Родина]

Ельцин как наваждение
Ельцин как наваждение

Журналист Павел Вощанов познакомился и сблизился с Борисом Ельциным в начале 1988 года, когда экс-руководитель Московского горкома КПСС был сослан на «аппаратное перевоспитание» в Госстрой СССР. Спустя год, когда будущий первый президент России ушел в большую политику, Вощанов начал исполнять обязанности пресс-секретаря Ельцина; во время августовского путча 1991 года именно Вощанов проводил пресс-конференции в стенах Белого дома. В феврале 1992 года из-за растущих личных разногласий с Ельциным Павел Вощанов подал в отставку.В своей книге он приводит невероятные подробности фантастического взлета Бориса Ельцина, рассказывает о тех людях в России и за рубежом, которые поддержали опального поначалу политика и помогли ему подняться, говорит о причинах растущего влияния Ельцина и его конечной победы в 1991 году. Книга Вощанова действительно уникальна, ведь он как пресс-секретарь президента знал много такого, что было неизвестно остальным.

Павел Игоревич Вощанов

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии