«Итак — свершилось, Борис Николаевич стал секретарем обкома по строительству. Это давало ему больше самостоятельности и оперативности в решении тех вопросов, которые он ведет, но и как член бюро обкома, он мог быть более смелым в их решении. Кроме того, в то время вокруг меня ходили разные кривотолки, что меня могут куда-то выдвинуть или перевести, даже рисовали всякие прогнозы. Борис это тонко улавливал и уже знал, как себя вести, с учетом того, что второй секретарь Е. Коровин не является для него конкурентом и не рвется во власть. И тут Борис понял, что ему надо держаться поближе ко мне, как это он уже делал в последние годы, заслужив выдвижение в секретари. Он притаился. Мы по-прежнему вместе с ним бывали на особо важных стройках, он еще не мог обходиться без меня, так как для их ввода требовались дополнительные ресурсы строителей, людей с предприятий. Надо было решать многие вопросы в области и Москве, которые без первого секретаря обкома не решить. Как я понял, но, к сожалению, значительно позже, Борис вел себя как типичный подхалим и карьерист, старался исполнять все мои пожелания. И мне это импонировало. Я и в мыслях не думал, что это его тактика для дальнейшего стратегического рывка в карьере, а, наоборот, считал, что молодец Борис наконец-то понял задачи области и делает все, чтобы их осуществить. Мы продолжали дружить семьями»[280].
Рябовские обвинения в карьеризме звучат не совсем честно. В рамках господствовавшей политической иерархии единственным способом добиться продвижения было исполнение желаний начальства. Так поступали советские чиновники всех уровней, и сам Рябов в том числе. Если бы Ельцин продолжал держаться рябовской линии, тот не отзывался бы о его поведении с такой ненавистью.
А в то время Рябов, уговаривая Ельцина быть помягче и посговорчивее[281], рассчитывал сделать его своим преемником. В октябре 1976 года он получил большое повышение: из Свердловска его перевели в Москву на должность секретаря по оборонной промышленности в Секретариате ЦК КПСС. Основными претендентами на свое освобождающееся место в Свердловске он считал Коровина и Ельцина и не колебался, сделав выбор в пользу Ельцина. «Коровин, — говорил он, — очень добросовестный, исполнительный, знание есть, но нет у него железной хватки, а у руководителя такой организации должна быть и железная хватка, и волевой должен быть. И, посоветовавшись со своими товарищами, другими секретарями, с людьми из других областей, решил рекомендовать Ельцина»[282]. Не все согласились этим предпочтением. Секретарь обкома по идеологическим вопросам Леонид Пономарев, не раз конфликтовавший с Ельциным, созвал внеочередное заседание бюро обкома. Рябов находился в Москве на Пленуме Центрального комитета (который 25 октября утвердил его перевод в Секретариат), Ельцин тоже был в столице, учился на месячных курсах в Академии общественных наук при ЦК КПСС. Пономарев потребовал, чтобы бюро выступило против кандидатуры Ельцина и предложило вместо него первого секретаря Свердловского горкома партии Леонида Бобыкина. Согласия достичь не удалось. Впрочем, если бы и удалось, то высказать мнение, отличное от точки зрения покидающего свой пост первого секретаря, было бы затруднительно, особенно после того, как стало ясно, что Ельцина поддерживают в Кремле[283].