На родине Ельцина, как и во многих уральских деревнях, начали решительно избавляться от символов прошлого. Буткинский храм Пресвятой Богородицы лишился своего иконостаса и православного креста, бронзовые колокола с колокольни были переплавлены, церковь превратили в районный дом культуры, а в 1950-х годах в ней разместился кинотеатр[59]. В самые неурожайные и голодные 1932 и 1933 годы, когда многие крестьяне были вынуждены забить весь свой домашний скот, поговаривали, что в Бутке даже были случаи каннибализма[60]. Прироста населения не было: по советской переписи 1939 года в Бутке проживало 1007 человек — всего на 182 человека больше, чем в 1897 году. Ленин определил коммунизм ярким лозунгом — «советская власть плюс электрификация всей страны». Бутку к общей советской электросети присоединили лишь в 1946 году, после Великой Отечественной войны. Первая щебеночная дорога до Талицы была проложена в 1936 году (асфальта пришлось дожидаться до 1976 года), первая школа появилась в 1937 году, а железнодорожную ветку усилиями мобилизованных для этой цели жителей близлежащих деревень построили в 1949 году.
В «Исповеди на заданную тему», в спешке написанной в 1989 году и опубликованной еще в Советской России в 1990 году, Борис Ельцин посвятил Бутке единственную страницу, даже не называя людей по имени и обозначая их только по степени родства (отец, мать, дед). Он пишет о «раскулачивании» (уродливое слово, каких было много в советском лексиконе)[61]; о том, как не хватало хлеба и семенного зерна; о вооруженных бандах, орудовавших в округе; о том, как в 1935 году, когда сдохли последние лошадь и корова, дед пошел по домам класть печки. Чуть дальше мы читаем о том, как в 1949 году Борис попросил у своего деда благословения на поступление на строительный факультет политехнического института в Свердловске. Чтобы убедиться в том, что из внука выйдет достойный строитель, дед заставил его самостоятельно построить баню во дворе. Про отца Ельцин рассказывает, что в 1935 году, «чтобы спасти семью», Николай забрал жену и сына и бежал из Бутки на строительство в город Березники Пермской области. Далее, одним-единственным обезоруживающим предложением Борис упоминает об аресте отца в 1930-х: «И когда отца уводили ночью, а было мне шесть лет, я это тоже помню». Упоминание Ельциным своего возраста позволяет сделать вывод, что речь идет о 1937 годе[62]. Свердловский журналист Андрей Горюн, беседовавший с матерью Ельцина в 1991 году, приводит ее слова о том, как в 1931 году ее свекра, Игнатия, в 80 лет «попросту посылают на смерть» в северную тайгу, где он прожил всего несколько месяцев. Горюн приводит также слова Бориса Ельцина, сказанные на пресс-конференции в Свердловске в 1989 году. Тогда он заявил, что в 1937 году его отец «несколько месяцев провел в тюрьме»[63].
Ввиду того что сведения неполные, а сам Ельцин пишет довольно скупо, аналитики долгое время цитировали эти фрагменты как непреложную истину, невольно недооценив тяготы, которым подверглась эта семья[64]. Одни оценки были правильными, другие — нет. Даже в 1990 году существовали пробелы и расхождения. Игнатию Ельцину в 1931 году не могло быть 80 лет, поскольку в таком случае его первенец должен был появиться, когда ему было 50 лет, что крайне маловероятно для крестьянской семьи. В «Исповеди» Борис Ельцин пишет, что его дед до 1934–1935 годов тихо жил в Бутке, а его мать, Клавдия Васильевна, «послала» свекра в ссылку в 1931 году. Ельцин описывает свою встречу с дедом в 1949 году, спустя почти двадцать лет после его мнимой смерти в северной тайге. При этом он отмечает, что деду было «уже за семьдесят», — еще одно несоответствие. Ельцин также утверждает, что оба деда прожили более девяноста лет, что противоречит тому, что его мать сказала об Игнатии Екимовиче. Никто ничего не сообщает о судьбе Анны Дмитриевны Ельциной — в «Исповеди» и других источниках ее имя даже не упоминается.
Восполнить недостающие звенья цепи удалось благодаря информации, полученной от членов семьи, а также из неопубликованной автобиографии Николая Ельцина и исследований Алексея Литвина, историка из Казанского государственного университета. Судьба деда и бабки Ельцина по отцовской линии действительно была душераздирающей, о чем Клавдия Васильевна, хоть и неточно, рассказала Горюну. Жребий был брошен, когда басмановский сельсовет в 1928 или 1929 году обложил Игнатия Ельцина налогом по повышенным ставкам и по статье советской конституции 1918 года лишил его гражданских прав. Выборы, в которых он потерял право участвовать, были обычным фарсом без намека на соревнование, но настоящим наказанием стало причисление к социальной категории, считавшейся враждебной коммунистам и не имевшей прав ни на какие послабления[65]. В 1930 году Игнатий был официально признан кулаком, трижды виноватым перед режимом: как процветающий земледелец, кузнец, да еще и владелец мельницы — все эти занятия числились у нового государства в черном списке.