Элоиза и Абеляр

Любопытная фигура этот Росцелин, он стоит того, чтобы немного поговорить о нем, потому что он сыграл определенную роль в судьбе Абеляра. Жизнь Росцелина была весьма бурной. Сначала он преподавал в школе в Компьене, но вскоре рассорился с церковными иерархами. В 1093 году Росцелин был осужден на церковном соборе в Суассоне и оказался вынужден провести какое-то время в изгнании, в Англии; однако и там проявился его неуживчивый характер, ибо не нашел он ничего лучшего, как возвысить голос против нравов, царивших среди представителей английского духовенства; надо сказать, что в ту эпоху церковь Великобритании была не слишком строга в вопросе о соблюдении целибата (обета безбрачия), и Росцелин крайне возмущался тем, что в Англии в ряды духовенства допускали сыновей священников. Он вернулся во Францию и стал каноником в городке Сен-Мартен-де-Тур. Почти сразу же по возвращении из Англии у Росцелина начался конфликт с Робертом д’Арбрисселем (тоже земляком Абеляра), знаменитым странствующим проповедником, чье слово неизменно приводило к Богу тех, кто слушал его проповеди, и заставляло следовать за ним огромную толпу почитателей, где перемешались рыцари и клирики, благородные дамы и продажные гулящие девки. Росцелин, о котором можно сказать, что он «видел зло повсюду», очень сурово судил о «разношерстной» толпе, следовавшей за Робертом д’Арбрисселем и вскоре «осевшей» вместе с проповедником в аббатстве Фонтевро, где и был основан новый орден. Великий знаток канонического права Ив Шартрский обратился к Росцелину с призывом «отказаться от желания выказать себя более благонравным и целомудренным, чем следует», и Росцелин, вняв этим увещеваниям, вернулся к преподаванию в Лоше, и именно от него Абеляр, вероятно, впервые услышал о великом идейном споре, занимавшем умы всех мыслящих людей той эпохи, о споре по вопросу об универсалиях. Суть спора заключалась в следующем: когда, следуя логике категорий Аристотеля, говорят о роде и виде, то обозначают при этом какие-то реальные явления или имеют в виду лишь отвлеченные понятия, порождения человеческого ума, или речь идет вообще просто о словах? Вправе ли мы с полным на то основанием говорить о человеке вообще, о животном вообще и т. д? Существует ли в таком случае в природе какое-либо реальное явление или реальная вещь, некий архетип, своеобразная модель, по отношению к которой каждый человек является как бы более или менее удачным воплощением этой модели, отдельным экземпляром, отлитым в образцовой форме? Или, напротив, термин «человек» есть всего лишь слово, искусственное средство языка? И нет ли какого-либо элемента тождества между одним человеком и другим человеком? Все эти вопросы обсуждались во время горячих, страстных дискуссий и разделяли великих диалектиков эпохи, ибо каждый из них предлагал свою собственную систему воззрений и свои ответы.

Действительно ли Абеляр был «самым ничтожным», то есть наихудшим из учеников Росцелина? Надо сказать, что Абеляр на протяжении всей жизни нес на себе некий отпечаток воззрений своего первого учителя, ибо для Росцелина универсалии, такие, как род и вид, были всего лишь словами и ничем иным. И если однажды ученик и отошел от этой концепции, если он в конце концов и выступил в качестве противника своего бывшего наставника из Лоша, то все же легкий намек на приверженность идеям, воспринятым в самом начале обучения, сохранился.

Без сомнения, образование Абеляра не ограничивалось изучением одной только диалектики. Как и все школяры того времени, он был приобщен к «семи свободным искусствам», на которые тогда подразделялись разнообразные области или ветви знания; естественно, он изучал начало всех начал в образовании — грамматику, не только и не столько то, что мы сейчас обозначаем этим словом, но и все то, что ныне подразумевается под более общим термином «филология», то есть литературу. Он был очень хорошо знаком с произведениями древнеримских (тогда говорили: латинских) авторов, чьи тексты в ту эпоху были известны и изучались: Овидия, Лукана, Вергилия и многих других. Он изучал риторику и упражнялся в искусстве красноречия, к которому питал естественную склонность, а также, как мы уже знаем, и в диалектике, то есть в умении вести дискуссию; что касается других областей знания, таких, как арифметика, геометрия, музыка, астрономия, они интересовали его гораздо меньше; Абеляр признавал, что чрезвычайно слаб в математике, хотя он и прочел трактат Боэция, составлявший основу основ этой отрасли знания.