Читаем Элоиза и Абеляр полностью

Чтобы все отчетливо представить, надо постараться мысленно поставить себя в условия, в которых в эпоху Абеляра осуществлялось преподавание. Следует заметить, что между лекциями в том виде, что существуют сегодня в наших университетах, когда преподаватель говорит, а студенты делают записи, и уроками (или лекциями) в средневековых школах нет ничего общего. Чтобы представить себе царившую во время тех занятий атмосферу, скорее надо вспомнить о семинарах, что постепенно входят в практику во Франции в подражание университетам «англо-саксонских стран», где сохранились некоторые традиции, унаследованные от университетов Средневековья. На таких занятиях между наставником и учениками происходило то, что мы называем сегодня «диалог», — взаимный обмен мнениями. Кстати, процесс обучения неотделим в данном случае от процесса исследования, научного поиска; процесс обучения является как бы отражением процесса исследования и порождает ответную реакцию; всякая новая идея тотчас же становится предметом изучения, критики и споров, в ходе которых она видоизменяется и из нее произрастают новые побеги мысли; можно сказать, что динамизм в области философии тогда был весьма схож с тем динамизмом, что наблюдается сегодня в различных областях техники.

В основе подобного процесса обучения лежит чтение и изучение некоего текста, «lectio», а преподаватель — это тот, кто «читает». Данная практика наложит на систему преподавания столь глубокую печать, что и поныне на наших факультетах существует звание или должность «лектор». Соответственно, «читать» означает «преподавать» — именно в таком смысле следует понимать этот термин, когда заходит, скажем, речь о том, что в XII веке некоторые епископы запретили «читать» Аристотеля, то есть опираться на его наследие в системе образования; надо все же заметить, что этот запрет имел совсем иной смысл, чем запрет, налагавшийся особым списком запрещенных католической церковью книг, который появился в истории Церкви только в XVI веке.

Итак, «читать текст» означало изучать этот текст и давать к нему комментарии. Наставник, после вводной краткой части, сообщив ученикам сведения об авторе текста, сведения о его творчестве, конкретном изучаемом произведении и об условиях его создания, а также о его композиции, переходил к изложению темы, то есть собственно к комментариям. Традиция требовала, чтобы комментарий затрагивал три аспекта: словесность, то есть объяснение текста с точки зрения грамматики, смысл, то есть содержание текста с точки зрения разумности, и, наконец, сентенцию, то есть глубинную сущность текста, его содержание с точки зрения научной доктрины. Совокупность всех возможных комментариев составляла так называемую глоссу, и в наших библиотеках содержится великое множество манускриптов, являющихся «отражениями» подобного метода преподавания: в самом центре страницы помещается изучаемый текст, а на полях — разнообразные глоссы, относящиеся к областям, именуемым на латыни «littera», «sensus» и «sententia». До наших дней дошли глоссы, начертанные рукой Абеляра, — он сделал их в период «чтения» текстов Порфирия.

Но изучение текста, в особенности когда школяры добирались до глубинной его сущности, порождало массу вопросов, и завязывался диалог между наставником и учениками; вопросы переходили в «диспут», то есть дискуссию; определенно, дискуссия являлась необходимой составной частью упражнений, выполнявшихся школярами, в особенности в области диалектики, которая представляла собой, как мы уже видели, не только искусство рассуждать и делать умозаключения, но искусство вести спор. Надо сказать, что подъем, нет, даже взлет диалектики в XII веке был столь велик, что сей метод «публичных обсуждений спорных вопросов» получил распространение во всех науках, во всех областях знаний, как связанных с религией, так и чисто мирских, светских. В середине XII века появятся различные произведения Фомы Аквинского под названием «Сумма…», и подобно многим трактатам той эпохи все они будут иметь подзаголовок «Questiones disputate»,[12] что является своеобразным свидетельством того, в каких условиях создавались эти произведения; они состояли из высказываний, из суждений, изучавшихся и обсуждавшихся в ходе диспутов, то есть представляли собой результаты, плоды преподавания в той же мере, в которой являлись результатами развития индивидуального мышления. Кроме дискуссий между наставником и учениками школяры иногда присутствовали и на диспутах, завязывавшихся между преподавателями, и о некоторых из этих споров до нас дошли определенные сведения: так, например, в эпоху, когда Абеляр постигал начала диалектики, монах Руперт, преподававший в Льеже в монастырской школе, игравшей очень важную роль в научной жизни того периода, отправился в Париж, чтобы принять участие в диспуте с Ансельмом Ланским и с Гийомом из Шампо по поводу теологической проблемы зла. Он не смог вступить в спор с Ансельмом Ланским, ибо тот незадолго до начала дискуссии умер, но, как свидетельствуют тексты, сошелся в яростном словесном поединке с Гийомом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии