— А у меня с Анискиным тоже заботы. С утра Кузнецова Евдокия прибежала. Вытащила из сундуков все свое приданое и во дворе сушить повесила. Сама пошла на пастбище корову доить. Вернулась, глянула, ни перин, ни подушек, ни пуховых одеял нет на месте. Бабка в вой. Побежала по соседям. Те, конечно, ничего не видели. Она к нам, вся в слезах. Мол, до нитки обокрали бедную.
Ну, что тут делать. Дуся приданое всю жизнь берегла. Только для кого? Самой восьмой десяток пошел. Дочка с сыном перинами не пользуются. Подушки в доме синтетические. От пуховых одеял аллергия. У соседей своего приданого полно, сундуки ломятся. Вот и думай, кто позарился?
— Так и не нашел? — посочувствовал Яшка.
— Как это не сыскал? — рассмеялся Терехин.
— Родной внук отличился! Редкий лоботряс. Пришел к бабке денег поклянчить. Она в отлучке. Взял что сгреб, думал, продаст мигом. Да не знал, что ситуация поменялась, и продать пуховое теперь не так просто, желающих мало. Только любители, а их найди! Короче, не повезло, и домой вернулся с приданым.
— Как же унес его незамеченным?
— Увез! У него «копейка» имеется. Ее не загнать, отцовская, голову свернет.
— Для чего ему «бабки» понадобились?
— На иглу сел. Только тут и раскололся отморозок, когда за жабры все сразу взяли. Отец сыночка за душу круто тряс, я не вмешивался.
— А как узнал?
— Вошел к бабке в дом. А на кухне в пепельнице свежий окурок и начатая пачка сигарет. Забыл внучок, в семье кроме него никто не курит. Так и раскрутил клубок. Суть не в приданом. Хотя сам факт сказал о многом. Совесть потерял оболтус. Тут отец враз о лечении заговорил, о принудительном, в больнице, без поблажек. А мужик крутой, он мастером на стройке работает. Церемониться не станет. Уж так привык, коль слово не проймет, за кулаком не заржавеет. И мать жалеет, перед нею стало стыдно. Сказал, что к себе на участок пристроит подсобным рабочим после лечения, там у него окончательно дурь вышибет. Бабке сразу внука стало жалко. Заголосила старая! Эх-х, бабы! Нельзя им доверять воспитание мужиков! Теперь, попробуй, выровняй этого козла, скрути ему рога на задницу? Ведь он, пока дойдет, еще бодаться станет. Своим нервы помотает,— сетовал Илья Иванович. И продолжил смеясь:
— А к концу работы того не легше! — поморщился человек:
— Ты ж знаешь Павла Новикова! Ну, как же, ветеран Отечественной войны! Мужик, как огурчик. Каждый день на балконе зарядку делает. С гантелями развлекается. Вот так и уронил одну. Угодил соседке, вниз. Та, как назло, тоже на балконе была, смотрела, чем мужик занимается, и видно что-то сказанула в неровен час, он и выпустил гантелю. Уж куда угодил, сам не знал, бабку «неотложка» увезла, а ее дочь мигом к нам...
— Бабка жива?
— Да что ей сделается? Ну, небольшое сотрясение получила, до серьезного не дошло. Скользом досталось. Но шум подняли такой, будто насмерть уложили. Крику на всю многоэтажку, проклятий на целую улицу. Только и горазды звенеть. А врач осмотрел и говорит:
— Чего везли к нам? Могли бы и сами дома справиться с такою мелочью. Зато меня уговаривало бабье под суд человека отдать, и не иначе как за убийство! Во, размечталась дочка! Ну, напомнил ей, что мамаша живая, и ее вот-вот домой вернут. Думаешь, успокоилась? Как бы ни так! Орала:
— Если он фронтовик, ему все дозволено? Сегодня гантелю на мамку сбросил, а завтра что кинет? Почему он голый на балкон выходит, людей не стыдится?
— Я и спрашиваю, как увидели? Балкон Новикова наполовину закрыт?
— Соседи, что в доме напротив живут, все видят, как он, бесстыжий, в одних трусах выходит. До таких лет дожил, а весь стыд посеял старый козел!
— Чем же все закончилось? — не выдержал Яков.
— Поднялся я к Новикову, поговорили с человеком. Конечно, ему самому неприятно случившееся. По нечаянности произошло. Решил больше на балконе не заниматься спортом, а только в квартире.
— А с соседями договорились или заявленье писать будут?
— Какое заявление? Пока мы с ним общались, вернулась из больницы старуха. Мы вместе с Новиковым к ней пошли объясняться. Ну, мужик этот дед! Не гляди что в годах, мигом к бабке подход нашел. Голубушкой, красавицей назвал, руку ей поцеловал. Она такого обхожденья век не знала и расцвела, как лопух. Забыла, как его минуту назад лаяла. Тут даже чаю с сушками предложила. А когда Новиков дал ей три тысячи и попросил написать расписку, что претензий к нему нет, не только бабка, а и дочь написала. Уладили меж собой. Бабка на прощанье сказала соседу:
— Играйте со своими гантелями сколько хотите, а я хоть со стороны гляну, что ни все мужики поизвелись.
— Вот так-то оно, сынок! — вздохнул Илья Иванович и продолжил:
— Сегодня Сазонов ругал нас, что работы не видно. Целыми днями вкалываем, а ни одного заявления! Нераскрытых дел нет, и вообще никаких конкретных действий, сплошная мелочевка! Даже в отчетах нет ничего, что показать проверяющим? В журналах пусто! Мол, достанется на орехи из управления. Вобщем, с час мне мозги компостировал. Я и сказал, коль не устраиваю, уйду на пенсию. До нее совсем мало осталось! — вздохнул человек.
— Что ответил Сазонов?