Эллигент

Лицо Ниты на миг перекашивается.

– Некоторые знали, как сделать оружие. Они изготовили бомбу – это такая штука для взрыва – и установили ее в здании нашего правительства. Многие погибли. Бюро пришло к выводу, что эксперимент не удался. Они стерли воспоминания у террористов и разбросали уцелевших по стране. Я сама захотела приехать сюда.

– Мне очень жаль, – тихо произносит Трис.

Иногда я забываю о ее мягкости и нежности. Но до сих пор нам чаще приходилось бывать в передрягах, когда от нее требовалась твердость, и я мог видеть лишь ее мускулы и черные татуировки над ее ключицами.

– Ничего. Вы тоже пережили нечто похожее, ребята, – говорит Нита. – Я имею в виду Джанин Мэтьюз.

– Почему они не прекратили эксперимент и у нас? – восклицает Трис.

– Возможно, этим все и кончится, – отвечает Нита. – Но Чикаго принес реальные результаты. Это – первый город с фракциями.

Я убираю ватный комочек со своей руки. На месте, где игла проткнула кожу – крошечная красная точка.

– Я бы выбрала лихачей. Но наверняка бы струсила, – улыбается Нита.

– Ты была бы удивлена тем, сколько смелости появляется, когда тебе по-настоящему это нужно, – серьезно сообщает Трис.

Я чувствую сердечную боль. Трис права: отчаяние заставляет человека ходить по краю пропасти.

Мэтью возвращается примерно через час. Он надолго садится за компьютер. Несколько раз он произносит что-то вроде «хм!» или «о!». Чем больше времени проходит, тем сильнее я напрягаюсь, пока мне не начинает казаться, что мои мышцы совершенно окаменели. Хочется услышать что-нибудь определенное, конкретное. Наконец, Мэтью разворачивает монитор прямо к нам.

– Программа представляет данные в понятной форме. Это – упрощенное изображение молекулы ДНК, принадлежащей Трис, – объясняет он.

На экране – мешанина из линий и цифр. Что-то помечено желтым и красным. Я не могу уловить в картинке смысл. Похоже, это выше моего понимания.

– Желтым и красным выделены здоровые участки макромолекулы. Мы не увидели бы их, если бы гены были повреждены, – увлеченно вещает Мэтью.

– Что-что?

– Изображение также свидетельствует, что найден генетический трекер. Мы можем заключить об осознанном поведении Трис во время симуляций. Сочетание генов, ответственных за осознанное моделирование своего поведения, – именно то, что я ожидал от дивергента. Теперь перейдем к странному.

Он снова прикасается к экрану, и паутина из линий и цифр меняется.

– А вот карта генов Тобиаса. Трекер показывает, что он может осознанно моделировать свое поведение, но у Тобиаса нет здоровых генов, которые есть у Трис.

Мое горло мигом пересыхает, и я чувствую, что услышал плохую новость.

– И что это значит? – хриплю я.

– Ты не дивергент, – заявляет Мэтью. – Твои гены по-прежнему повреждены, но в тебе есть аномалия, которая позволяет тебе быть в сознании во время симуляций. Другими словами, ты действуешь как дивергент, хотя на самом деле им не являешься.

Значит, я не такой, как Трис.

Слово «поврежден» давит на меня, как свинец. Думаю, я всегда подозревал, что со мной что-то неладно, но был уверен, что это из-за отношений с отцом и матерью. Они подарили мне боль в качестве семейной реликвии, передававшейся из поколения в поколение. А то единственное хорошее, что имелось у моего отца – его дивергенция, – мне не досталось.

Я почему-то смотрю на Ниту. Выражение ее лица мрачное, почти сердитое.

– Мэтью, – замечает она, – почему бы вам не забрать данные для анализа в вашей лаборатории?

– Я планировал обсудить их с самими заинтересованными лицами, – разводит руками Мэтью.

– Плохая идея, – голос Трис звонкий и острый, как лезвие.

Мэтью отвечает что-то, но я слышу только стук своего сердца. Он снова тычет пальцем в экран, изображение моей молекулы ДНК исчезает, а монитор становится пустым и темным. Он уходит, предложив нам заглянуть в его кабинет.

– Ничего ужасного не произошло, – твердо говорит Трис. – Ты меня понял?

– Ты не можешь указывать мне, что имеет для меня значение, а что – нет! – громко отвечаю я.

Нита возится на столе, хотя там все в идеальном порядке.

– Нет! – кричит Трис. – Ты такой же, каким был пять минут назад. Или четыре месяца назад. Или восемнадцать лет назад. В тебе ничего не изменилось. Абсолютно ничего.

– Короче, это вообще ни на что не влияет? – ору я. – И правда не имеет никакого значения?

– А что такое правда? – фыркает она. – Какие-то люди утверждают, что с твоими генами что-то не так, и ты им сразу веришь?

– Ты сама видела, – киваю я на экран.

– Я знаю, кто ты, – возражает она.

Качаю головой и отвожу глаза.

– Извини. Мне нужно пройтись. Увидимся позже.

– Тобиас.

Я чувствую, как груз внутри меня уменьшается, как только я покидаю комнату. Бреду по тесному коридору, который давит на мою грудную клетку, и выбираюсь в залитый солнцем зал. Небо ярко-синее. Слышу шаги позади меня, но для Трис они тяжеловаты.