— Джен, — следователь откинулся на спинку и свел пальцы домиком. — Слишком многое говорит о правоте господина Дэнни. Свидетельские показания — раз. Внезапно начавшийся ремонт в рабском крыле — два. Заметное улучшение питания и гигиены невольников — три. Да, мы не нашли никаких свидетельств заговора против короля. Но ярое попрание присяги налицо.
— Все ваши улики — косвенные! Мои рабы — что хочу, то и делаю.
— Боюсь, вы не правы. Вы не можете их, например, отпустить. Не можете освободить от труда и наказания. А после разгрома плантации эльфы откровенно слоняются без дела. И мы имеем все основания подозревать, что хонто вы купили именно с этой целью.
— Абсурд!
— Как единичный случай — безусловно. Но тут явно прослеживается определенная тенденция. Поэтому на вашем месте я бы признался во всем сразу, раскаялся и отправился бы восвояси. Да, Джен, я предлагаю вам взамен признательных показаний домашний арест. Понятное дело, вас будут охранять, но разве это хуже, чем сидеть в тюрьме?
Я вздохнул. Сидеть еще три неделе в бетонной каморке невыносимо. А ведь землю наверняка отберут — к гадалке не ходи. Если у них такие, кхм, адвокаты, то чего от суда ждать?
— Ладно. Дайте мне листок и я все напишу.
Эрзо расплылся в улыбке, отчего жир на щеках и подбородке заколыхался как мерзкое желе. Следователь удовлетворенно кинул и протянул мне бланк и чернильницу. Писать в наручниках сложно, но я справился.
Хэнс пробежал глазами по строкам и побагровел.
— Уведите его отсюда немедленно! И научите уважать органы дознания!
Вертухаи схватили меня под локти и выволокли в коридор. Пока тащили до камеры, прилично намяли бока. Но я лишь смеялся в ответ на удары. Реакция старика доставила мне немалое моральное удовольствие.
— Что он там написал? — удивленно пробормотал Дэнни.
Сыщик бросил ему листок.
— Ничего себе! — восторженно крикнул Асп. — Так и написал? Да тебе тут, похоже, совсем крышу снесло! Но это круто, черт возьми!
Я валялся на нарах, потирая ушибленные бока. Здорово стукнули‑то, собаки. Но оно того стоило. А фигли? Терять мне уже нечего. Плантацию отберут, рабов выкупит какой‑нибудь живодер и все — game over. Тарсиэль пророчил мне полгода жизни в спокойном и уютном поместье с лекарством и всеми удобствами. А в тюрячке день за три в лучшем случае. Так что суждено мне помереть в этом сказочном мире безродным бомжом. Впрочем, ничего нового — на Земле мое положение не лучше. Зато здесь веселее.
В тот день нас больше не кормили. Было немного стыдно, что Асп страдает из‑за меня, но чернявый паренек лишь отмахнулся.
— Оно того стоит, приятель, — сказал поэт и полез на нары.
Утром за мной пришли охранники. Я уж думал будут продолжать воспитание, но молчаливые конвоиры вывели меня из блока и усадили в фургон.
— Я свободен? — ехидно поинтересовался я, прижавшись лицом к прутьям.
Охранник замахнулся дубинкой, пришлось отскочить от окна.
Меня привезли в местный дом сумасшедших. Как и полагается, он находился далеко за городом, в мрачной низине меж двух холмов. Туман, совершенно не тревожимый ветром, клубился под ногами молочными тучками.
Лечебница была обнесена высоким забором с острыми шипами и колючей проволокой. На воротах висели огромные кованные литеры: "Приют нездоровых душ доктора Аргры". По углам стояли вышки, на которых скучали полицейские с винтовками. Прямо тюрьма какая‑то. Впрочем, какая разница. Что тут, что там — буйные и порой весьма опасные заключенные, поэтому побеги крайне нежелательны.
Фургон остановился у ворот. На меня надели наручники и кандалы на ноги — словно вели маньяка — людоеда, а не политического зэка. Еще бы намордник напялили, изверги.
Вооруженная стража на КПП тщательно проверила документы и лишь потом отворила калитку. Я оказался в небольшом саду с усыпанной гравием дорожкой.
Вдоль нее росли ухоженные кусты, стояли скамейки. С виду все чинно — благородно и очень похоже на небольшой городской парк.