Эльфийские хроники

— Я это знал, — сказал Кетилл, расплываясь в улыбке. — Голуби… Я просто забыл, как эти птицы называются. Как-то раз я сбил одного из них стрелой, и когда я подошел к нему, то увидел, что к его лапке привязано какое-то послание. Это, конечно же, произошло еще в те времена, когда мы были врагами.

— Понятно.

— Ты о тех временах ничего не знаешь, потому что ты тогда был еще совсем маленьким… Ну да ладно, иди за своими голубями. Нужно предупредить короля как можно скорее.

— Предупредить о чем?!

Кетилл, улыбнувшись, привстал, наклонился над столом и приблизил свое лицо к лицу барона.

— О монстрах, сынок… Монстры покидают Черные Земли и направляются в сторону твоего городка.

Уже наступила ночь, и большой лес погрузился в полную темноту, которую делала еще более зловещей воцарившаяся в лесу тишина. Стволы деревьев не скрипели, ветер не ворошил листья, не было слышно ни криков ночных птиц, ни быстрых шагов чьих-то лап по сухой листве, ни даже журчания какого-нибудь ручейка. Эльфы не обращали никакого внимания ни на эту противоестественную тишину, ни на темноту, в которую погрузилось все вокруг них. Образовав огромный круг протяженностью в несколько льё, который тянулся через заросли, поляны и скалы, они насчитывали в своих рядах далеко не одну тысячу. Здесь были и молодые, и старые, и охотники, и ремесленники, и собиратели плодов, и знахарки, и лучники, и танцовщицы, и барды, и кузнецы… Все они вот уже несколько часов пребывали в неподвижности. Одни стояли, держась за руки, другие лежали на земле лицом к ней, третьи сидели с отрешенным взглядом — как будто они мысленно перенеслись в какой-то далекий-предалекий мир. В центре этого огромного круга Гвидион и все остальные друиды Элианда сформировали еще один — но уже маленький — круг, охватывающий Рощу Семи Деревьев, которая состояла из ольхи, дуба, падуба, ивы, яблони, березы и орешника и в центре которой друидессы взывали к богине Дану.

Эта ночь была последней ночью праздника Альбана Эльведа, то есть дверью и своего рода переходным периодом между теплым и холодным временами года — странным периодом, в который дневной свет был равен по своей продолжительности ночной темноте. Начиная со следующего дня, ночи будут более длинными, а дни — более короткими и более холодными. Люди начнут собирать урожай, карлики вернутся в свои любимые убежища в горах, а эльфы — согласно древнему ритуалу, которым ни одному из них даже и не приходило в голову пренебрегать — займутся тем, что станут благодарить богиню Дану за плоды земли и готовить лес к наступлению холодов.

В этой цепи, состоящей из нескольких тысяч эльфов и протянувшейся через лес, находилась и Ллиана. Она встала посреди березовой рощицы совсем еще молоденьких берез. По мере того, как час за часом текло время, этот ее выбор все больше казался ей самой неслучайным. Живые деревья притягивали к себе тех, с кем у них имелось что-то общее. Бетх — то есть береза — было деревом возрождения, надежды и света, пробивающегося сквозь темноту. Эта мысль пришла Ллиане в голову, когда она смотрела на тонкие белые стволы березок, казавшихся похожими на воткнутые в землю стрелы. Эльфы еще с самого раннего возраста приучались доверять своей интуиции, не пытаясь при этом рассуждать логически. Именно так Ллиана и поступала, стоя сейчас в ожидании.

Как только наступила ночь, Ллиана сразу же почувствовала, что эти березки испытывают какой-то непонятный страх. Может, они боялись приближающейся зимы, а может, чего-нибудь гораздо более страшного… Голос у деревьев — слабый, и говорят они очень медленно. Ллиана смогла расслышать лишь доносящуюся откуда-то издалека вибрацию, понять весь смысл которой ей не удавалось. Она слушала ее в течение нескольких часов, постепенно все больше и больше отмежевываясь от всего остального мира и концентрируясь на этом трудно различимом голосе. Подобная концентрация даже не позволила ей заметить, что примерно то же самое происходит с большинством эльфов. Души всех их — каждая по-своему — занялись аналогичными поисками, пытаясь понять, что говорят друг другу заросли, воробьи, ежи, травы, дубы, буки. Они чувствовали, что лето подошло к концу, и пытались успокоить встревожившийся из-за этого лес. Однако в отличие от большинства других эльфов и прочих существ Ллиана чувствовала и кое-что еще, а именно сбивчивый шепот, который тоненькие корни молоденьких березок вытягивали из самой земли, причем из ее глубин, и невозможность понять этот шепот вызывала у нее грусть. Она не осознавала, что именно грусть и является тем, что передавал этот шепот.

Обычный страх перед зимой и естественная осенняя меланхолия скрывали другой страх — гораздо более сильный, — смысл которого даже сами деревья — не говоря уже о животных — не могли толком понять. Зима уже наступила. Она пришла раньше, чем обычно, и была более холодной, чем обычно. Ее как будто принес злобный ветер. В последние часы Альбана Эльведа мир, похоже, утратил равновесие…