Эльф из Преисподней. Том 2

— Почему от тебя столько неприятностей?

Я пожал плечами. Стоять оказалось куда приятнее, чем идти. От дверей тянуло сквозняком, и он приятно остужал разгорячённое после убийственно-толстого одеяла тело.

— По крайней мере, ты мог бы одеться, — продолжил Аркарис и мотнул подбородком в сторону разлапистого кресла. На его сидении аккуратной стопкой лежал комплект студенческой униформы.

— Да мне и так удобно, — хрипло сказал я. Связки в горле царапнуло болью.

Было ли во мне хоть что-то, что не болело?

Драные ангелы! Драные боги!

А ректор с видом смиренным и терпеливым (Не верить! В нём извергался целый вулкан негодования) произнёс:

— Если бы я не пообещал твоим родителям, что присмотрю за тобой, то задушил бы тебя сам.

Глава 2

— Я сирота, — сообщил я Аркарису, — несчастный случай при родах. Много криков, много взрывов. Выжили только мы с сестрой.

— А воспитывал вас, надо понимать, медведь?

— Нет, одна сибирская фея.

И без того не отличавшийся тихим нравом ректор начал буквально вскипать. Я впитывал его злость и чувствовал, как потихоньку отступает боль. То, что нужно измученному демону.

Аркарис взял себя в руки.

— Оденься уже. Хватит позориться.

— Позор — это про отсутствие одежды или смерть родителей? — уточнил я, проковыляв к креслу.

Может быть, в этот раз тряпки поддержат меня, вместо того чтобы сковать. С каждой секундой стоять прямо становилось всё труднее.

Увы, рубашка не помогла. Она обхватила меня, словно я был котёнком, которого засунули в мешок, чтобы утопить в ведре. Острый воротник тотчас принялся натирать шею.

— С родителями у тебя полный порядок. Примчались сюда, едва я рассказал… И почему-то решили, что это моя вина — что ты попёрся в дьяволову сокровищницу.

Закончив натягивать штаны, я царственно опустился в кресло — едва сдержав стон, рухнул в него и растёкся выброшенной на берег медузой. Кресло было неудобным: слишком много выпуклостей там, где их не ждёшь. Вещица для услады глаз, не для использования.

Правда, порадовать взор она могла бы разве что нуворишу, поднявшемуся из грязи. Те с молоком матери впитывают священную формулу нищих и бандитов: больше золота — лучше.

Я молчал, и Аркарис, не дождавшись отклика, продолжил:

— Когда меня попросили приглядеть, чтобы ты не натворил глупостей, я согласился. Что может наворотить парочка эльфов, подумал я. А потом мне сообщили о том, что кто-то перебил целую кучу людей около Петергофа — к счастью, преступников. Я едва с ног не сбился, заминая дело. Дальше — больше. Жульничество на экзаменах, драки чуть ли не до смерти…

— Учебные поединки, — вставил я.

— Потом тебя чуть не прикончило взрывом, и я до сих пор понятия не имею, кто его устроил, хоть теперь и появилась парочка догадок…

— Ольга.

Ректор отмахнулся от моего милостивого и полностью правдивого дара, словно я сказал полную чушь. В раздражении похрустел костяшками и, не найдя, куда ещё устроиться, сел на кровать. Закинул ногу на ногу и испытующе уставился на меня:

— Этого было, разумеется, мало. Тоден до сих пор носится с остатками целительного зелья, словно котелок ему вручил сам Иешуа. И вскоре я узнаю из доверенного источника о том, что на юге города устроили очередную резню. Угадай, кто попал в подозреваемые?

А ведь ректор не упомянул уроки чернокнижия. По всему выходило, что Кристина держала слово и никому не поведала об одном экспериментальном призыве.

Хорошо для неё — не придётся наказывать.

Хорошо для меня — в текущем состоянии наказание стало бы… затруднительным.

Лицо ректора в гневе было подвижно; даже, пожалуй, чересчур. Его плоть напоминала пластилин, которому невидимые пальцы придавали одно выражение за другим, стремительно и суетливо. Презрительно вздёрнутые брови формировали горестные складки на лбу, слабовольный изгиб рта противоречил острым, хищным скулам.

Всё это оставалось фасадом. Значение имела лишь огненная натура Аркариса.

— Красный? — перебил я парня, продолжавшего перечислять мои грехи. Он моргнул, недоумевая.

— Как вас там… кровавик, правильно? — исправился я и был вознаграждён пронзительным взглядом глаз, которые на мгновение обрели золотой оттенок. В их центре появился щелевидный зрачок.

— Какая разница? Речь не обо мне.

— Лишь красный дракон согласился бы обставить своё жилище с такой убогой помпезностью.

Аркарис был стар по человеческим меркам. А вот по меркам кровавиков — очень и очень юн. Источник его внутреннего пламени рвался наружу, и, по правде говоря, находиться поблизости становилось неуютно. Температура в комнате ощутимо повысилась.

Я вытер пот со лба. Увидел, как Аркарис, кипящий от злости, открывает рот, и предупредил:

— Никакого дыма. Не хватало ещё задохнуться. Вдох, выдох. Спокойнее.

К чести ректора, он последовал совету, и где-то минуту мы сидели в тишине. Я — набираясь сил, а дракон, что притворялся человеком — выжимая из своей души все крохи терпения, что в ней заблудились.

Кровавики никогда не могли похвастать выдержкой.

Это играло мне на руку. Я пил его эмоции и восстанавливался. Требовалось лишь определить грань, за которой меня превратят в шашлык, и не переступить её.