Он щёлкнул пальцами, и к нему подскочил гоблин, похожий на убитого, как брат-близнец. Я бы не удивился, если бы он и оказался братом. И не удивился бы, если бы он забыл имя своего двойника, как только внутренний мир того стал достоянием общественности.
У гоблинов не считалось нужным помнить умерших родственников.
— Инсигнии, пожалуйста, — неожиданно мягко сказал Ардовен, и гоблин, едва из кожи не выпрыгивая от усердия, вытащил две жёлтые звезды. Протянул их Петру и Кане. Те поколебались (не в последнюю очередь потому, что не хотели касаться бугристой, бородавчатой кожи) и забрали подарки.
— Носите их на видном месте, и все будут видеть, что вы секты. Документы на право ношения завезут в апартаменты чуть позже, а до тех пор порекомендую вам не покидать гостеприимных покоев Фаниэль. Это не относится к вам, Анатаниэль, Лютиэна, — усмехнулся он и, игнорируя недоумение, которым лучились люди, пригласил нас идти за ним.
Оказавшись на улице, я быстро осознал, что Манхэттен отличается от Петрограда не только видовым разнообразием.
Всюду цвело буйство металла, стекла и бетона. Многие дома Петрограда казались мне огромными — что ж, Манхэттен бросал вызов небесам. Шпилевидные здания тянулись на сотни метров вверх, царапая верхушками брюха облаков. Тысячи стеклянных панелей перебрасывались солнечными зайчиками. Если в России густели сумерки, то тут день лишь подумывал уступить ночи.
Стекло, металл и бетон — священная формула Манхэттена, его второй, внутренний триумвират.
У терминала был припаркован вытянутый, словно зализанный автомобиль. Ардовен галантно открыл нам дверь, скользнул на место последним. Дал отмашку водителю, и мы поехали.
Как-то само собой получилось, что наша компания разместилась с одной стороны, а эльф напротив.
Ядовито мерцали вывески, машины мчались по закованным в асфальт дорогам, но тут и там среди безжизненного, выхолощенного городского пространства виднелись пятна зелени. Одиночные деревья, парки, длинные засаженные аллеи — эльфийское владычество накладывало ощутимый отпечаток на проектирование города.
— Наверное, после спокойствия старого Петрограда здесь всё кажется суматошным, — нарушил молчание эльф, вольготно устроившийся на сидении.
— Я бы сказал «опасным», — выдавил ухмылку Пётр.
Ему было не по себе находиться рядом с тем, кто только что убил разумного, пусть и гоблина, из-за пустяка.
— Никакой опасности нет, — возразил Ардовен, — пока вы соблюдаете простые правила. Носите инсигнии и не встревайте в дела праймов, не грубите нам, не переходите нам дорогу, и Манхэттен покажется вам самым безопасным городом на свете.
— Так кто такие праймы? — спросила Дженни, разлёгшаяся на подголовнике.
— Праймы — первые граждане Манхэттена. В основном это Маат’Лаэде. Вернее будет сказать, что нет Маат’Лаэде, который не является праймом. Даже если прайм не входит в Дом, составляющий Триумвират, он имеет право пользоваться всеми благами этого статуса. Например, только праймы могут владеть недвижимостью или бизнесом…
— Или безнаказанно убивать, — вклинился я.
— Прошу вас не злоупотреблять этим, — улыбнулся Ардовен, — помните о мудрости. Те, кто следует её путём, безвинны. Убийства ради убийств у нас не поощряются.
Вообще-то, я думал, что он заявит, мол, лицензия на казни — это прерогатива местных военных. Но, пожалуй, так даже лучше.
— Секты — вторые граждане Манхэттена, — продолжал эльф, — Они стоят на ступеньку ниже праймов и имеют право носить инсигнию, подтверждающую их статус. По умолчанию сектом считается любой Ат’Эде, кроме Маат’Лаэде, а также российские дворяне. У нас, видите ли, договорённость с вашим императором.
Он подмигнул Петру и Кане.
— В отличие от праймов, сектов можно лишить их положения, так что будьте аккуратнее. Треты, же, как легко догадаться, являются низшей ступенькой манхэттенского общества. Они бесправны, любой прайм или сект могут поступать с ними так, как им заблагорассудится. В эту категорию попадают все люди, которые не смогли получить статус секта. Но прежде чем вы начнёте возмущаться, — поднял он указательный палец, — это вовсе не значит, что мы относимся к людям плохо. Нет, они рады своему положению. Стремясь идти дорогой мудрости, Триумвират заботится обо всех гражданах. Более того, на мой взгляд, здешние люди куда счастливее, чем их сородичи в так называемых человеческих государствах…
Ардовен вдруг хохотнул.
— Прошу прощения. Не хотел портить день политикой.
Ничего удивительного, что родители не хотели, чтобы мы связывались с Триумвиратом. Я сходу раскусил, что здешние эльфы куда более деятельны, чем те, кто живёт за Пеленой. И местные явно не согласны ждать, пока человечество вымрет после очередной атомной войны. Похоже, Триумвират не против возглавить его — на правах абсолютного хозяина.
Это именно то поведение, которое так не нравилось мне в эльфах Мундоса. Их вечное стремление к контролю, к навязыванию своих порядков остальным видам. Их неостановимое желание совать нос во все разборки.