Элементарно, Ватсон!

Но все остальные, гости и незнакомцы, обожали столовую за пугающие ярко-алые стены и люстру, которую ночью не составляло труда принять за монстра. «Это прекрасная квартира». Так говорили все, едва переступив порог. «Какая прекрасная квартира!» Они хвалили вкус родителей. Они восторгались книжными полками, маленьким кабинетом, который родители делили между собой, полами, между прочим, из паркета, и Шейла выяснила, что это не сорт маргарина. Если ее мать вела кого-то по коридору в который выходили двери спален, она извиняющимся тоном обычно говорила: «Спальни у нас скромные». Шейла чувствовала, что эти слова только подогревали интерес к спальням. Размерами они не впечатляли, шкафы оставляли желать лучшего, так что самую маленькую из трех, посередине, родители превратили в гардеробную. Отцу досталась одна половина, а матери — вторая. Шейле пришлось довольствоваться крохотным стенным шкафом в ее спальне.

В то лето, когда ей исполнилось одиннадцать, она начала проводить много времени в гардеробной, где и нашла шляпу с двумя козырьками, принадлежащую матери.

— Ты пользовалась успехом? — спросила она, вращая шляпу на указательном пальце. — В моем возрасте?

— Отчасти. Об особом успехе говорить не могу, но друзей мне хватало.

— Ты была хорошенькой? — В школе, где она училась, ее мать относилась к категории старых. Собственно, старых мам набиралось не так уж и мало, но ее была одной из самых старых.

— Я так не думала, но, наверное, на самом деле выглядела неплохо. Блестящие волосы, обаятельная улыбка. Когда я смотрю на свои фотографии того времени, мне хочется дать себе пинка за то, что не осознавала, какая я хорошенькая. Не делай той же ошибки, Шейла. В любом возрасте, оглянувшись на десять лет назад, ты готова убить за то, чтобы выглядеть как тогда.

— Не хочу я выглядеть как в год. Я была толстая и без волос.

Мать рассмеялась.

— Позже, конечно. В тридцать женщина хочет выглядеть как в двадцать. И так далее.

Волосы у Шейлы блестели, и она полагала, что улыбка у нее обаятельная, но этого определенно не хватало, во всяком случае для школы. Наверное, в те годы, когда в школу ходила мама, все было проще. Опять же она росла в Огайо.

Шейла проводила в гардеробной целые дни, а ее няньку это нисколько не волновало. Летом нянька ей досталась старая, не хотела никуда ходить, сама часто бегала по врачам, отсюда и следовали жалобы родителей на «летний хаос». Шейла обнаружила, что может подслушивать разговоры родителей, прокравшись в гардеробную поздним вечером после посещения туалета. Иногда они говорили о ней. Не хорошее и не плохое, поэтому ее отец, похоже, ошибался, утверждая, что при подслушивании ничего хорошего не услышать. Ее родители тревожились из-за школы. Говорили об обидчиках и детях, пользующихся популярностью. Всплыла и Триста. Конечно же, из стана обидчиков. Более того, из самых плохих обидчиков, за которых грязную работу выполняют другие. Ее волосы тоже блестели. То есть блестящие волосы — атрибут популярности, но их одних не хватало, чтобы человек пользовался успехом. В своем разлинованном блокноте Шейла начала составлять список необходимого для популярности, и получилось у нее следующее:

1) «Блестящие волосы;

2) обаятельная улыбка (никаких брекетов, блеск для губ);

3) красивая одежда;

4) обходительность со всеми и грубость как минимум к одному человеку».

5) Продолжение следует…

Она продолжала обыскивать гардеробную. Ее отец сберегал все. Все! Запонки-одиночки, ключи от неизвестно каких дверей, кольца для ключей без единого ключа, старые визитки. Хранил даже коробку с младенческими вещами Шейлы, ничего особенного, но он их хранил. Очень раздражала ее эта одежда, особенно ползунки в цветах «Янкиз». Никто не покупает девочкам бейсбольные ползунки!

Но самая интересная находка ждала ее в шкатулке с драгоценностями матери, в которую Шейле залезать не полагалось. Там лежала красивая гравированная визитка с фамилией ее отца, фамилией какой-то женщины и адресом в центре города, на Чембейрс-стрит. Она не знала, что ее отец занимался каким-то бизнесом с женщиной, которую звали Хло Бизер. Шейла никогда не встречала Хло Бизер, отец никогда ничего о ней не говорил. Визитка смотрелась отлично: кремовая, из плотной бумаги, с тонкой зеленой линией вокруг имен и фамилий. Бизер — какая отвратительная фамилия. Только очень красивый человек мог выжить с такой фамилией.

Визитка скрепкой удерживалась на фотографии. Ее отец, с усами и более длинными волосами, наклонялся к блондинке. Сзади виднелись пальмы, он и блондинка салютовали фотографу стаканами с каким-то ярко-оранжевым напитком, а за пальмами полыхало оранжевое небо.

— Папа, кто такая Хло Бизер? — спросила она отца в поезде, когда они возвращались с его работы. Шла последняя неделя ее летних каникул, и в душном, жарком вагоне воняло потом.

— Откуда ты знаешь это имя? — спросил он.

— Я нашла визитную карточку с ее именем и твоим.

— Где?