Элемента.T

Сейчас это называют именно так. А раньше была просто общемировая память. Она связывает всё со всем и похожа на огромный город. Только сейчас он пустой и вечно накрыт туманом.

— Ты бродишь там один?

— Да, но иногда навещаю своих старых друзей, разных мыслителей, философов, учёных.

— Шахматистов, — вспомнила Ева про Капабланку.

— В-общем, да, ты их всё равно не знаешь, и они все умерли. 

 — Скажи, Баз, это правда, что тебя убили азуры?

— Нет, но ещё не время раскрывать такие страшные тайны. Спи!

Сейчас Еве было этого достаточно. «Нет!» Хоть в этом чёртова Виктория была не виновата. Она блаженно улыбнулась, чувствуя, как отпустило виски, и уснула.

— Вставай солдат! Службу проспишь! — стучал по закрытой двери фургона Тагарат. — Ева, мы открыли дверь. Там тоннель. Ты с нами, или будешь здесь?

Он аккуратно отодвинул дверь и заглянул в щёлку.

— Ты жива тут? А то Дэн нам не простит.

— Жива, жива, — с трудом поднимаясь, ответила Ева. — Я с вами!

Она тёрла глаза, жмурясь от неяркого вечернего солнца, когда Тагарат практически тянул её на себе вверх по склону вместе с двумя шахтёрскими фонарями и большой сумкой.

— Вот это да! — и Еву испугал не зияющий чёрной дырой проход, видимый за открытой дверью, а сам спуск в эту дыру.

— Не боись, подержим! — сказал он, подавая Эрику сумку и один фонарь.

Теперь она была такая же грязная, как и все остальные. Спуститься по отвесной куче сырой земли и не запачкаться было под силу только алисангам, но и они умудрились измараться.

— Чур, фонарь мой! — заявила Ирис, требуя у Тагарата оборудование.

Он не возражал. Чтобы снять перекинутый через плечо ремень ей пришлось прижаться к нему и даже двумя руками обнять. Он послушно поднимал и опускал руки, довольно жмурясь.

— Жаль, что второй, я тупица, снял сам, — посетовал он.

— Мне одного более чем достаточно, — резко развернулась от него Ирис и пошла, освещая путь ярким светом, укрощённым, как и этот дикий кот, и пристёгнутым на ремень.

— Как ты? — спросила Эмма.

— Нормально, — почти не соврала Ева. Про опухшую от укусов руку она решила не говорить.

— Мне кажется, этот проход ведёт к монастырю, из которого мы пришли. Я смотрела по карте, он как раз на юго-востоке от замка.

— Значит, Баз был прав, — поделилась Ева. — Он сказал, что скорее всего они связаны подземным ходом.

— Конечно, он прав! Ева, как ты можешь сомневаться! Он же База всех знаний, что хранит человечество. Ну, себя мы тоже относим к людям, если что, — добавила она, подумав.

— Я не сомневаюсь, Эмм. Просто, он не энциклопедия, он не сообщает скучным монотонным языком неоспоримые факты. Он живой, такой же, как все. Он язвит, огрызается, ругается матом, жёстко шутит. Я порой не понимаю, он издевается надо мной или помогает. А ещё он говорит голосом Стража, того, который пропускает всех в Замок Кер. Мне кажется… — она споткнулась, но чертыхнулась про себя.

— Держись за меня!

— Да, ничего! Так вот мне не кажется, я даже уверена, что это он и есть.

— Прости, но я никогда не видела стража, — даже в темноте было видно, как смущённо пожала плечами Эмма.

И Ева невольно остановилась, глядя на неё. Нет, не то, что она никогда не была в Замке Керр, её поразило. Это было понятно, Ева просто забыла, что она неучтённый алисанг. Её поразило воспоминание. В такой же темноте, испуганную, в белой рубашке они первый раз нашли с Дэном Сару.

— Прости, — теперь извинялась Ева, слишком уж пристально она смотрела на неё. Честно говоря, только сейчас они сопоставились в единое целое — Сара и Эмма. А может, и нет. Она так и не могла представить её в объятиях Шейна, хотя видела их вместе. Или сидящую в клетке с безумным взглядом.

— Скажи, а ты скучаешь по Шейну?

— О, я думала, ты спросишь, скучаю ли я по Дэну, — улыбнулась она. — Признаться, избавиться от твоих чувств мне будет труднее, чем от своих собственных. Но, знаешь, нет. Я отпустила его. Простила и отпустила. Я даже и думать о нём забыла. У него давно своя жизнь, а у меня будет своя…  Какая-нибудь, да будет.

— Тогда я скажу тебе, что знаю. У них с Екатериной Петровной, главврачом, помнишь?

— Шуры-муры? Так об этом весь Дом престарелых знал.

— Нет у них… — Ева остановилась, потому что не могла считать на ходу. — У них ребёнок будет. Уже, наверно, месяцев шесть или семь. Если, конечно, всё хорошо.

— Всё хорошо, Ева. У них всё хорошо. Я тоже тебе кое в чём признаюсь, — она тоже остановилась и повернулась к ней лицом. — Мы похоронили Кэкэчэн. Не стали тебе говорить. Ещё в конце апреля.

— Значит, ты ездила? — вздохнула Ева.

— Да, но только на похороны.

— Эй, девчонки, вы там чего отстали? — развернулся к ним Тагарат, а затем и Ирис, ослепляя их светом своего фонаря.