Элемента.T

  — Марго, я клянусь тебе, с ней всё в порядке! — в сотый раз говорил Дэн в трубку. — Да, она неважно себя чувствовала после перелёта, пришлось поместить её в клинику. Очень хорошую частную клинику. За ней там строго наблюдают, запрещают волноваться, и сотовая связь там берёт через раз, поэтому ты и не можешь дозвониться.

— Ты мог бы заговаривать зубы её матери, если бы она беспокоилась о своей дочери, но не мне. Она уезжала с таким настроением, что я была уверена, она самое большое через неделю, уже прилетит обратно. Она собиралась вернуть тебе кольцо и больше её там ничего не держало. Но она молчит вторую неделю как рыба об лёд, а ты вешаешь мне на уши такие длинные лингвини, что тебя с ними пора внести в книгу рекордов Гиннеса.

— Марго, ещё через пару недель её выпишут, и я обещаю, что лично привезу её в Италию.

— И до этого с ней нельзя поговорить?

— Будем считать, что нельзя.

— Она вернула тебе кольцо?

— Нет, но я уверен…

— Если ты не притянешь сюда свою костлявую задницу до конца дня, я клянусь, что с твоей помощью или без, я доберусь до вашего сраного Эмска и отрву тебе… в-общем, что-нибудь обязательно оторву. И не заставляй меня звонить её отцу!

Она отключилась, но Дэн был уверен, что все свои угрозы она выполнит в точности. Пришлось снова подключать Тагу.

— Это плохо, — сказал парень, которого удалось выхватить в Замке Ордена. — Чем меньше народу знает, тем лучше. Но, возможно. И вот ещё что. На всякий случай, девушке нужна какая-нибудь версия произошедшего. Пусть это будет автокатастрофа, например. Её бабке тоже лучше сказать именно это. Получится это исправить или не получиться, но правда девушку сломает. А ты не сможешь держать её целый месяц на снотворном. Поговори с Магистром. Это по его части.

— Я сделала всё, что мог, Дэн! Но стереть матери память о ребёнке выше моих сил, — Магистр устало прислонился к стене коридора, пропуская пробегавшую мимо медсестру клиники. — А симпатичный здесь медперсонал, — добавил он, провожая девушку глазами.

— Доктор Франкин, но вы же спец! — Дэн устало потёр лоб. — Если она вспомнит про ребёнка, она вспомнит всё.

— Не всё. Но там столько нюансов. Воспоминания может спровоцировать любая мелочь. А беременность, материнский инстинкт — это уже бессознательное. Я не могу вторгаться так глубоко. Это невозможно будет отменить никаким пасом руками. Даже если у тебя получится исправить прошлое.

— У меня получится, Магистр, — уверенно ответил Дэн. — И у вас получится.

Глава 15. Когда цветёт багульник

Это был самый долгий месяц в жизни Дэна. Бесконечный. Тяжелый. Трагичный.

Он едва успел успокоить Марго. Объяснил, что можно говорить и чего нельзя, как себя вести, и почему его рядом практически не будет, как Кэкэчэн стало совсем плохо.

Когда он только вернулся, ободрённая его появлением, она показалась ему не так уж и плоха.

— Кто там сегодня с тобой? — спрашивала она ежедневно, демонстративно выглядывая из-за Дэна и разглядывая его невидимое сопровождение. — Ушастенький? А голубоглазенькая когда будет? Очень уж она хороша.

Обычно его телохранители не имели привычки отвечать, но стеснительный Крот или так полюбившаяся бабке Ирис, иногда развлекали её своими историями.

— Вижу дело совсем плохо, раз к тебе тень приставили, — как-то сказала она.

— Да так, перестраховываются, — отмахнулся Дэн. — У вас как дела, Кэкэчэн?

— А, плохо! — сказала она просто. — Думала тебя и не дождусь. Как там Сарка моя? Скучаю я по ней.

— Она хотела со мной приехать, но ей не разрешили, — честно сказал Дэн.

— Это кто же? Жених?

— Нет, — хмыкнул Дэн. — Не жених. Я.

— Я с некоторых пор стал сам себе писать из будущего письма, — сознался он.

— Так почему бы и нет. Вы ж туда-сюда по времени мотаетесь, правильно себе какие заметки оставлять, чтобы не забыть.

— Я вы когда-нибудь видели двух меня одновременно?

— Так я ж со своей комнаты редко выхожу. Но вот когда Ева твоя здесь была, мне кажется, пару раз ты двоился. А может, показалось. Я за вами не слежу. Устала я за эти годы от вас.

Это был их последний разговор, потом она слегла, и Дэн понял, что дело и, правда, плохо. Он пытался её расспрашивать о её народе, о легендах, о Ватэсе, но это было трудно. Она путала прошлое и настоящее, забывала, как его зовут. И как Дэну не горько было это сознавать, но уже не дни, а часы её были сочтены.

— Позови-ка мне Райку, — сказала она в последнее утро своей долгой жизни.

— Веру Павловну? Волошинскую? — на всякий случай спросил Дэн, убедиться, что она не бредит.

— Да, её, Волошинскую, будь она не ладна.

После долгого разговора за закрытыми дверями, Вера Павловна вышла заплаканная и пошла одеваться. Бабка желала прогуляться.